«Золотая Колыма» И. Гехтмана

Это — повесть о Колымском крае, составленная из 17 очерков, написанных на основе фактического знакомства автора с Колымским краем, его людьми и работой этих людей.

Автор книги — очень способный, талантливый журналист. Доказательства этому начинаются уже на первых страницах его книги, которую всю можно прочитать, не отрываясь, в один присест. Однако увлекательный способ описания не всегда означает, что мы имеем перед собой глубокий, творческий труд автора. Наша могущественная советская современность, будучи честно запечатленной хотя бы и рукой не очень умелого писателя, уже представит собою воодушевляющую читателя картину. Это сделать тем более легко, что сам наш читатель — участник и действующее лицо изображаемой картины: он невольно дополнит своей силой руку художника в те моменты, когда она ослабеет.

Есть ведь у нас такие писатели, которые подобны кораблям, имеющим небольшую парусную оснастку, — и все же эти корабли имеют большую скорость хода, а писатели — славу и хождение в народе. Дело здесь в том, что ветер, напор нашей действительности (иначе говоря — сила всенародного социалистического творчества) настолько велики, что корабль иного художника способен идти даже вовсе без парусов: давлением ветра в одни голые мачты.

Приведенное рассуждение относится к автору «Золотой Колымы» лишь в очень небольшой степени. Именно тогда, когда тов. Гехтман даже изображать не хочет (а ведь от всякого автора требуется еще и собственное размышление, и творческая критика, т. е. отбор явлений действительности). Например: «Профессор Дальневосточного института геофизики П. Колосков разработал интересный проект изменения климата всего северо-восточного побережья Тихого океана». Далее — еще несколько строк, и заключение: «Проект этот вполне реален и не требует особенных технических усилий». Возможно, конечно, но автор оставил здесь своего читателя голодным. Читатель по доброте своей может кое-что сделать в помощь небрежно или слишком бегло работающему автору, но далеко не все.

Через несколько страниц: «На корме... излюбленное место парочек. Как хорошо смотреть в светящуюся звездную дорожку и мечтать!.. Впереди — радостное, полное надежд и уверенности будущее... Вот парочка: молодой гидробиолог Васильев держит за руку девушку — строительницу с московского метро. У обоих светятся счастьем глаза. Жизнь — чертовски интересная штука!» Все это верно, однако ни один писатель не должен дублировать другого: если не в смысле тем, то хотя бы в смысле исполнения. А ведь мы можем поручиться, что почти каждый читатель уже читал в других произведениях слова, подобные приведенным выше. Но главное наше возражение не в этом. Мы возражаем против «парочки», которая желает пройтись по жизни, как по «миру приключений», где, дескать, хотя и есть опасности, но гораздо более имеется наслаждений, зрелищ и забав. «Знаешь что», — говорит тот же Васильев, — «приедем с Колымы, поедем с тобою в Туркестан, в Ферганскую долину. Там, говорят, радиевые рудники очень интересные (радиевые рудники, а Васильев — гидробиолог. — А. П.). Я в Туркестане никогда не был. Едем? — Едем, — шепчет девушка, теснее прижимаясь к другу».

Связь этой «парочки» между собой не требует особых художественных доказательств. Требуется доказать внутреннюю, органическую связь «парочки» с советским народом, ибо в изложении автора получается, что этой связью является лишь профессия персонажей (гидробиолог и строительница), а через одну страницу и эта связь уничтожается: гидробиолог согласен работать где попало (даже на радиевых рудниках), его подруга тоже, лишь бы упиться жизнью в «волшебной» Ферганской долине. «С ним она поедет, конечно, всюду» — говорит автор. Верим, потому что они любят друг друга. Возможны ли, однако, такие же герои в другой стране и у другого автора? — Вполне возможны: здесь и заключается ошибка автора в отношении Васильева и его славной подруги. Правило каждого советского писателя состоит в том, чтобы из двух способов характеристики людей всегда выбирать труднейший. Автор же поступил наоборот: он изобразил любовь двух молодых, хороших людей, — это в смысле техники письма пустяки, давно наезженная дорога; но автор не открыл нам, что любовь людей может быть одновременно не только путем к сближению их друг с другом, но и средством для высокого, героического отношения к «внешней» действительности, новой привязанностью к своему социалистическому народу. Это и было бы истинной характеристикой молодых, советских людей; поверхностная же характеристика автором своих героев (притом, очевидно, конкретных людей) похожа скорее на компрометацию их.

Главные персонажи книги — Бориска, Сафи, разведчик Раковский, учитель Варрен, Килланах — написаны если не глубоко, то живописно и увлекательно. Но опять-таки это достигается необыкновенно благодарным, обильным материалом, — эти люди подобны золотоносной руде, в которой уже до авторской «промывки» содержится 90% чистого золота. Однако даже имея в самой действительности готовое золото больших народных характеров, писатель обязан превратить его в еще более драгоценное изделие.

Сведения о «железном старике» Килланахе, — что у него сто лет рабочего стажа, что он отвозил некогда по Якутскому тракту, будучи ямщиком, в ссылку Н. Г. Чернышевского, и т. п. — эти сведения хороши сами по себе, но такой материал является лишь основанием для создания полноценного образа великого рабочего человека, поводом для писательской работы, а не вся работа. Короче говоря, люди, изображенные в книге «Золотая Колыма», достойны того, чтобы о них было написано лучше.

Очерк «Король» написан в литературном отношении очень хорошо, местами с блестящим остроумием, но не в укор, а ради справки мы должны указать, что аналогичное по материалу и способу изложения произведение уже было написано несколько раньше («История одной жизни» М. Зощенко).

Очевидно, что сила автора «Золотой Колымы» не столько в глубоком художественном творчестве человеческих характеров, сколько в публицистическом описании страны будущего — Колымского края. В наши дни это уже не только страна будущего, — она уже страна настоящего. — «Зырянка, Лабуя, Оротукан, Ягодный, Столбовая, Ларюковая, Спорный, Стрелка. Мало еще кто в стране слышал эти названия, их нет ни на одной географической карте, кроме карт Дальстроя. Между тем, каждый из этих пунктов — небольшой, но культурный центр, а в будущем город. В большинстве из них уже имеются клубы, электростанции и радиостанции, телеграф, телефон, рабочие поселки. А два-три года назад здесь еще бродили медведи и кругом стояла непроходимая тайга».

«Угрюмое» море, «непроходимая» тайга, «темная» тундра, где тысячи лет бродит лишь ветер, — все эти понятия оказались неверными. Колыма, как и весь наш Север, Камчатка и Дальний Восток — на самом деле могут быть (и во многих отношениях уже стали) столь же прекрасными, гостеприимными обителями для советских народов, как, допустим, Кубань или Северный Кавказ. Но понятно, что гостеприимные, обильные страны сами по себе не создаются, — их творит все тот же человеческий труд, исполненный воли и сознания.

Каков же этот труд в его конкретной форме — труд, создающий целые страны? Автор приводит превосходный пример: «В кабинет инженера входит бригадир стахановского звена Ахмеджанов, один из старейших и лучших ударников дороги. Он показывает инженеру обыкновенное дорожное кайло — примитивный инструмент, который с самых доисторических времен вряд ли, пожалуй, подвергался каким-либо изменениям. Трудно придумать что-либо новое для усовершенствования такого орудия. (Попробуйте, скажем, улучшить или изобрести заново ведро или стакан. — А. П.) Однако Ахмеджанов — полуграмотный казанский татарин — придумал: он оттянул кайло, сделал его круглым и подобрал особенной формы ручку. В результате Ахмеджанов вместе со своим звеном ударников, работающих этим кайлом, изо дня в день дает 250 процентов нормы. Сейчас он опять пришел со своим кайлом. Ему кажется, что если ручку снова изменить, то из кайла можно выжать еще процентов 20 производительности... Ахмеджанов не одинок... Такие же, как и он, рядовые рабочие придумали ледяные дорожки, на которых установили вместо тачек однополозные легкие санки, разработали механические клинья для разрыва скал, приделали крючья к валенкам, чтобы удобнее было взбираться на ледяные скаты».

Где ж и образоваться, где развернуться социалистическому человеку, помимо великого труда по созданию новых стран, дорог, городов и самого себя, — плечом друг к другу, грудью против природы и своих врагов!

Колыма зачастую оживает под пером тов. Гехтмана, она влечет читателя — уехать туда на работу... Интерес к родине у советского читателя настолько велик, что он легко простит автору встречающуюся на страницах книги беглую и поверхностную работу, и, вероятно, положительно оценит труд тов. Гехтмана.

Но как было бы хорошо, если бы Золотая Колыма и ее героические рабочие люди получили в книге свое полное, глубокое, воодушевленное изображение, равноценное их истинным высоким качествам!