Вечер Некрасова в Коммунистическом университете

Пятнадцатого августа был этот вечер. Русский народ настолько велик и человечен, что не плакал сам от боли, и за него, за всех мужиков, заплакал Некрасов. Он говорил, что народ свой стон на Волге назвал песней. Это хорошо, потому что правда. И горе, и смерть — для народа только песня, а песня всегда радость.

Когда Е. Щербина-Башарина запела «Коробушку» и сказала с бессознательным восторгом — «музыка народа», в тесном белом доме запел народ. Бессознательность — душа художника. Он должен быть пуст, чтобы смог вместить все. Он радостный, самозабвенный нищий духом, в которого входит мир, и потому художник блажен и стон превращает в восторг.

Русский народ уцелел оттого, что долго ничего не сознавал, и боль ему была не больна.

Теперь русский народ в ногу со всем человечеством переходит из царства стихии, песни и бессознательности в царство сознания, в мир мысли и точных форм.

На равнинах и пашнях, среди ветра и неба мы построим мастерские, мы засветим землю электричеством и напоим вселенной изжаждавшуюся душу народа.

Но нам до́роги матери, Волга, песни и тысячелетняя незабытая тоска. Если помолимся мы чему, то полям и рекам, странникам и мужикам, родившим нас. Но мы влюблены в грядущее, которое уже знаем, как знаем несделанную, но вычерченную, рассчитанную машину.

Над этим же — над отцами-шахтерами, полевыми дорогами и песнями можно только постоять без шапки и броситься вперед. С неудержимой, неимоверной силой в нас вспыхивает любовь и сила от познания этого тихого прошлого, отзвонившего навсегда в свои колокола.

Хорошо постоять на краю города и поглядеть в поле, но не пойти в него и не проклясть его, а вернуться на работу в тесные дома, где от труда и пота, кажется, коптит электричество. Мы живем в такие времена, когда о будущем можно говорить с такой же точностью, как о прошлом.

И предлагаю устроить вечер неродившегося поэта грядущего, уже плетущего железные венцы своих песен.

Имя ему — Машина. Машина жует мир и делает из печали радостную песню, как русский народ на Волге. Только звуки ее песни не дрожащие слова, а измененные миры, пляшущий космос. Предлагаю устроить вечер поэта-машины — нашего и моего товарища. Я буду докладчиком о нем.

Не предлагаю пока устраивать вечера поэта-человека, и машины творящего, как песни, из тоски.