Поэзия рабочих и крестьян

Тысячи, а может, и десятки тысяч русских крестьян и рабочих начали писать на бумаге свою душу, свои тайные, стыдливые чувства и думы. Всем захотелось говорить, жить на людях, быть всегда со всеми и для всех.

Мы переживаем время, равное чуду. Люди перестают жить для себя и для своей одной семьи, вылезают на свет, дружатся и любятся с каждым. Человеку стало мало жить одним собою, своим телом, он сливается со всеми людьми, раньше бывшими ему чужими, дышит одной общей грудью и живет огромной душой всех близких и далеких людей.

Уже многим из нас своя одинокая радость стала не в радость (например, ожил после тифа). А вот когда выходят тысячи народа на улицу и поют одну песню, когда я работаю в мастерской, вижу, как спешат, дрожат, кричат незнакомые мне люди, как электрический кран подхватил и потащил за хвост паровоз и подняла глаза вся рабочая бригада, смотрит и молчит, — тогда у меня настоящая радость.

Моя радость — в радости всех. Вот что тайно пока шевелится в груди русского коммунистического народа. Человек вырос из себя, из личности, понял ничтожество и убогость одного отдельного человека, идет к единению со всеми, к окончательному слиянию всех людей как бы в одно существо. Это и есть коммунизм. Человек понял, что избежать страданий человеческий род может тогда, когда у всех будет одна цель, и один смысл жизни, и один путь.

На земле будет рай. Верно думали наши деды о нем. Все стремится на земле слиться, познать, полюбить. Дух единения и сближения живет в каждом дыхании — дух любви, за который мучился Христос и который называл Богом.

Дух единения дышит в нашем пролетарском искусстве. О нем поют в стихах рабочие и крестьянские поэты, хотя и сами они мало знают про это.

Одна из великих задач искусства — задача <вероятно, пропуск текста>, а ее не сознают, ибо каждый поэт пишет не для чего-нибудь, а просто для себя, из свободного желания.

Есть чувства, которые входят в человека и в нем умирают — так слабо живет этот человек. И есть чувства, малые по своей причине, но которые в человеке разгораются, разрастаются, не вмещаются в нем и выбрасываются вон с пламенем и жизнью, какие они были внутри, когда были невидимы.

Это получается так: человек работает и больше ничего. Сотни людей прошли, и слабое впечатление от видения работающего человека вспыхивало и угасло в них. Прошел еще один человек и увидел в этом простом явлении другое. Виденное не умерло в нем, а из ничтожного выросло в большое, стало мучить его и попросилось наружу. Человек этот записал на бумаге свое чувство, и ему полегчело.

Один поэт-крестьянин говорил: «Если бы я умел хорошо писать и был грамотен, я бы исписал всю бумагу». Так много накопилось у него внутри. А то в груди что-то живет и мучается, а станешь писать выходят не слова, а бревна, дерева. Мы плохо грамотны и не привыкли думать, а живем кое-как.

Что же есть поэзия и вообще искусство! Это уменье мыслить чувствами и передавать дальше на люди свои мысли в какой-либо ясной, понятной форме.

Уметь мыслить чувствами — это есть у каждого человека, это идет к нам от далеких предков-полузверей, раньше это было главным свойством человека. Теперь человек умеет мыслить не только чувством, но и самой же мыслью, отвлеченно, не образами и явлениями, а понятиями. Это — область науки.

Работать мыслью ради другой мысли и помогать этой работе чувствами и опытом — это наука.

Искусство же имеет своим средством организацию чувств человека.

Выясню все это я в другой день.

Наши произведения выходят корявыми и грязными — и все-таки мы их будем печатать, потому что печатанье возбуждает к работе, усовершенствованию, а замалчиванье сеет унынье и убивает в человеке желанье идти дальше. Только очень сильные вытерпевают все до конца и выходят на большие дороги сквозь все стены.

Следующую статью я напишу, чтобы выяснить, в чем состоит искусство пролетария и чем оно отличается от искусства буржуазии, т. е. в каком направлении нужно нам работать.