О культуре запряженного света и познанного электричества

Человек, прошлый и настоящий, жил и живет чувствами, настроениями, вспышками нервов; а всей этой многоголосой, крайне недисциплинированной органической бандой командует хребет, позвоночник человека — область бессознательной физиологической деятельности человека. Я хочу сказать, что душа прошлого и, в большинстве, теперешнего человека проявляется только в отношении к женщине, в поле. Инстинкт размножения, эта устремленность к бессмертию во времени, господствует над остальными инстинктами питания и самосохранения, не говоря уж о сонме ревущих чувств, в которые любовь — копошащееся семя — вносит также порядок и строй, но свой строй, враждебный сознанию.

И медленно, беззвучно, одолевая неимоверные сопротивления, сознание все-таки горит и движется, и мысль скрежещет в медных, холодных недрах предрассудков, веры и покоя. Мы всюду несем тревогу, работу и мерный трепет машин.

Человечество было немного ценнее любого семейства растений, ибо и у него вся суть культуры сводилась к производству двух половых клеточек и к нужному транспорту в места. Завод половых семян, селекционный пункт, а не человечество и не та грозная, несущаяся в пространстве озаренная солнцем планета, которую мы именуем земным миром.

Не пора ли кончать с этим древним производством, с этой слишком долгой задержкой на дальнем пути?

Пора, смертельная пора. Пусть душа человека обнаружит себя не в отношении женщины, а в отношении материи — не в любви, а в работе (понимая под работой не только маханье молотком, но и напор и поток мысли, запущенной в глубины материи).

Работа-любовь началась сложенной теплотой двух тел, а кончилась Беатриче и «прекрасной дамой», так работа началась камнем, запущенным в зверя, а кончится перестроенной вселенной, где понятий работы, сопротивления материи, человека и т. д., конечно, не будет. Да и высшая форма работы уже не движение человека, даже не движение его мысли (все это будет перейдено), а его отречение от мира, ибо реконструированный мир по отношению к человеку дисциплинируется автоматически. Человеку уже нечего будет тут делать, для него наступит вечное воскресенье.

Пролетарская культура — это должно быть тем, что лежит в мире электромагнитных волн, в расколотом атоме, в области сухого хлеба, где влагу заменит переменное электромагнитное поле, где свет будет тянуть станки, где будет познано электричество, найдена утилизированная, самая универсальная и самая мощная энергия вселенной — свет, когда планеты Солнечной системы завоюются Землей ради мысли и мощи и овладение солнцем станет в порядок рабочего дня.

Пролетарская культура — это также день и место, когда и где отдельный человек найдет точку своего физического сближения с другим человеком и общество станет вещью, а не понятием и отношением.

Все зло в том, что мы хотим сознавать революцию, а сознание до сих пор было реакционно, только материя (та, которая образует растущие производительные силы) — революционна и стремительна.

Человечество родило дьяволов — производительные силы, и эти бесы так разрослись и размножились, что начали истреблять само человечество. А мы их хотим подчинить, смирить, урегулировать, использовать на сто процентов — вот в чем смысл социальной революции и точное понятие пролетарской культуры. Но мы хотим не только этого, а все видимое и невидимое сделать дисциплинированной, отрегулированной производительной силой — в этом суть коммунистической культуры.

И вот мы хотим в мире мелкой буржуазии, веры, любви и торговли создать базис покоренных и устремленных к бесконечной мощи производительных сил.

Конкретно об этом — в следующей статье. Ибо нельзя сказать коротко о том, что точнее, нежнее и безмерно сложнее всех античных и западноевропейских культур, — о культуре запряженного в станки солнечного света и перешагнутой вселенной.