Книга о человеческом достоинстве

Репортер Джин, гражданин Соединенных Штатов, остался без работы. Он и не мог ее долго иметь в условиях плутократического общества, потому что никогда не мог понять прямой связи между наличием денег и имущества и человеческим сознанием. Он часто видел, чтр дело обстоит наоборот — именно, что бедняк бывает возвышенным человеком, а богатый — ничтожеством. Джин не умел быть подхалимом, то есть превращать в, газете жестокую действительность кризисного капитализма в некую аллегорию почти блаженного существования, ради устойчивости положения империалистических «хозяев жизни».

«Мое поколение, — пишет автор от лица молодого Джина, — не было „погибшим поколением“ (т. е. поколением юных интеллигентов, прошедших через мировую войну. — А. П.). Мои ровесники так и не нашли самих себя... Мои друзья принадлежали к погибшему поколению, и я не совсем понимал их... Сколько помню, я всегда был способен смеяться над вещами, вроде „спасения мира для демократии“... Итак как они дорогой ценой спасли мир для многого, как, например, Хемингуэй и аморальность, мне не было нужды впадать в те же крайности...»

Действительно, вовсе нет нужды впадать в крайность убийства себя и других на войне, чтобы в ее результате появились, к примеру,’такие реальные «ценности», как погибшее поколение, затем, поколение, совсем не нашедшее себя, и аморальность. Эти ценности можно приобрести более дешевым способом, чем на войне, — просто в кабаках, в разгуле, и философии цинизма и принципиальной опустошенности и в прочих вещах, требующих, однако, свободных средств к жизни и свободного времени. Беднякам же из интеллигентов для приобретения этих вещей пришлось пережить войну, чтобы освободить себя от иллюзий веры в положительный идеал жизни, а иногда и от сознания своего и чужого человеческого достоинства.

Джин был случайно более счастливым: во-первых, он был моложе пресловутого «погибшего поколения»; во-вторых, в нем, с юности безработном, ничего еще не образовалось столь ценного из опыта жизни и труда, что могло бы погибнуть и о чем можно было бы жалеть и плакаться весь остаток дней, как это делают «погибшие»; и, в-третьих, Джин хотел приобрести личным участием в современной действительности, как бы она ни была жестока, все, чего он не имел и чего еще не знал; это последнее — наиболее благородное намерение.

У Джина есть красивая невеста Эйлин, зарабатывающая себе на пудру и чулки тем, что она позирует для различных рекламных объявлений. Она пытается буквально зарабатывать себе на жизнь зубами, показывая их ради какой-нибудь зубной пасты. Эйлин искренно любит Джина и готова на всякую жертву, лишь бы жить с Джином совместной семейной жизнью. Но брак этих двух юных людей не состоялся и, наверное, не состоится никогда...

Джин не мог жить нахлебником ни у Эйлин, ни, тем более, у ее замужней сестры, хотя муж сестры был его товарищем по профессии, тоже журналистом, личным другом и добрым, порядочным парнем. Поэтому Джин взял свой узелок и ушел в пучину Нью-Йорка.

Началась Одиссея безработного человека, написанная честным, свободным и остроумным пером. Джин обошел все общественные помещения, где можно было бы отдохнуть, но его отовсюду выгнали — спать нигде не разрешалось. И в первую ночь он не выдержал: снял комнату на сутки за последние деньги.

Но дальше Джин начал привыкать к своей судьбе, хотя тоже не сразу. Попав в ночлежку, он в три часа ночи собирается из нее выходить: ему не понравился спертый воздух, и он раздавил подбородком на подушке клопа.

«— Черт бы взял эту ночлежку, — сказал я громко...» «—Что с вами такое?» — спросил в прихожей один из дежурных служащих. «— Обстановка у вас мне не нравится». «— Ему нужно помещение окнами на юг. — Там в спальне рвет одного. Подите посмотрите, что с ним случилось. — Не все ему жрать, пускай и вырвет для перемены, — сказал первый. — Взяточники, паразиты, сукины дети! — сказал я».

После ряда приключений, единственным положительным результатом которых было, что Джин еще не умер с голоду, герой книги попадает в «Рваный Город», иначе Гувервилль (т. е. город имени Гувера, названный так в насмешку над этим президентом, ничем не помогшим ни безработным, ни работающим).

Рваный Город в данном случае представлял собой несколько лачуг на пустыре по берегу Ист-Ривер. В этом «городе» и устроился Джин, на жительство с одним товарищем. Здесь Джин впервые знакомится с коммунистом, организатором безработных, Чоком Эндором. Джин спросил у Чока, «какие у него планы на будущее, и он ответил: — Укреплять партию. Я сказал: — Твои личные планы. — Он ответил: — Вот именно». Далее Джин сказал: «— Я ни разу не видел, чтобы ты отдыхал хоть двадцать минут подряд. Как это ты можешь выносить такое сверхъестественное напряжение? — Для меня оно не сверхъестественное, — сказал Чок». Этот эпизод превосходен, и весь образ Чока, намеченный здесь и развитый автором в последующем изложении, дает читателю пластическое, благородное представление об американском рядовом коммунисте. Как хорошо, что над образом Чока Эндора работал настоящий, глубокий художник Эдуард Ньюхаус! «Дружить с ним (с Чоком), — говорит Джин, — значило работать вместе и думать о задачах рабочего движения. Некоторые видят здесь доказательство душевной черствости коммунистов. Это неверно. Такая близость, по-моему, гораздо теплей и крепче, чем дружба в студенческих общежитиях, на футбольном поле или в кабачке за бутылкой виски. Она создает глубокое взаимное понимание».

Чок Эндор вовлекает почти всех безработных жителей Рваного Города в рабочее движение, и для многих оно, в том числе, и для Джина, делается единственным и самым серьезным смыслом жизни. Чок был не только здравым организатором безработных людей, — он был их помощником и утешителем, именно потому он и был хорошим организатором. «Чок пошел помогать Хопкинсу, который поправлял хибарку Смитти» — и подобных эпизодов много в этой книге. Чок помогал безработным прямой, личной работой, чтобы немедленно облегчить им их тяжелую судьбу. Для него не было «малых» или недостойных его дел.

Посетив как-то свою невесту Эйлин, Джин вдруг задумался около своей возлюбленной. Эйлин это не понравилось, и она сказала: «...ты думаешь не обо мне. О чем ты думал?» Джин ответил: «— Об Анджело Херндопе... Это негр, которого присудили к восемнадцати или двадцати годам каторжных работ за то, что он организовал мирную демонстрацию безработных... Кто-то интервьюировал его, и почти все пятнадцать минут, которые ему дали, он говорил о том, как он рад освобождению Георгия Димитрова. — А кто это такой? — Георгий Димитров — один из самых убедительных доводов в пользу того, что стоит жить на свете. — Я хотела бы быть для тебя таким доводом» — говорит Эйлин.

Но нет. Эйлин, как довод в пользу жизни, конечно, существует для Джина, но у него есть теперь и другие доводы, глубокие и потрясающие, запечатлевшиеся в нем в Рваном Городе безработных.

Однако пожить в Рваном Городе Джину пришлось недолго. Представители Торговой Палаты предложили безработным — в «интересах» коммерции, благонравия, пожарной безопасности и прочего оставить Рваный Город, хотя жители его были, во всех смыслах, самые аккуратные и скромные жители района, может быть, правда, мало выгодные для лавочников, как покупатели. Безработные, естественно, отказались: куда же им было деваться? Неужели терять даже сон под крышей? — Тогда советники коммерции подкупают одного разложившегося типа, тот поджигает хибарку, где спал больной безработный Лейт, и Лейт погибает в огне. Но зато пожарная «опасность» Рваного Города — налицо. В это же время Джин получает работу в газете, но уже не успевает пойти туда: он не может отойти от своих товарищей и оторваться от событий.

По предложению Джина группа безработных запирается в одном жилище, приготовившись к сопротивлению против полицейских и всех прочих властей Нью-Йорка. Полиция и пожарные, прибывшие в огромном количестве, вытравляют из домика Джина и его товарищей слезоточивым газом. Выскочив из домика в бессознательном состоянии, Джин дает затрещину какому-то полицейскому лейтенанту.

Спустя время Джин приходит в сознание; он в больнице, на руках у него наручники, он уже арестант и не увидит ни свободы, ни Эйлин, но зато он приобрел то, чего не сумели приобрести его предшественники по возрасту — «погибшее поколение». Джин разделил судьбу рабочего класса и разделит его великое всемирно-историческое будущее.

Книга закончена, но Одиссея угнетенного американского рабочего класса далеко еще не завершена.

Общую оценку произведения Эдуарда Ньюхауса можно сделать словами самого автора: для этой книги не напрасно была истрачена бумага, «ради которой люди рубят деревья, полные соков и жизни».