Песнь

В этот день, в этот день поздней осени низко стлалась промерзшая мглистая слизь...

За стеклянными клетками окон, дрожью упругой звенящими, колеблется, мутится вязкая зыбь. Перемешан с туманом газ от вагранок и дым кочегарок, длинными трубами выгнанный.

Этот день, этот день никогда не забудем...

Он стонал, этот день, на усталых станках, гнал, спеша, по шкивам и по валам ремни. И все гнали, все гнали, все гнали станки.

Схороненною злобною силой дребезжала неплотно в подшипниках сжатая ось и рвала взад-вперед на шкиву ослабевший бегущий ремень, что махал и махал пред глазами опостылевшим швом.

О лети, о хлещи, и мотай, и вращай, и шипи без конца, без начала, все взад и вперед, по замкнутому вечному кругу, эластичный упорный спешащий ремень!

Ты — певун и плясун на спине обточенной и скользкой туго вертящих оси шкивов.

Твоя песня подслушана мною, твоя песня везде все о том же, она всех породнила и всем рассказала, ровно бьется во все моих братьев сердца.

Крылья медных напевов вздымаются — катятся — плещутся в ритме гудящем, рвут клоками цветную железную ткань.

Чрез станки и ремни и приводы моторов мои руки протянуты к вам, мои братья, ушедшие в слух и внимание рыдающей долгой сдавленной сводами песни.

Эта песнь гонит вон из завода — к разрушенью, к борьбе и к великим твореньям, еще никогда не бывалым, расплющим которыми землю, чтобы снова творить и творить без конца... Эта песнь призывает и сокликает великую рать.

О, вы слышите, слышите эту глухую суровую речь, речь возмущенья, восстанья и — боя?

Боя! Вечного боя с душащим, остро вникающим в сердце резцом, притупляющим мраком, напитанным злобой и ужасом.

Ужасом! В безднах, пустотах, провалах и смертных капканах которого гибли без счета, без имени в памяти сына наши отцы...

Кто их вспомянет? Памятник кто им воздвигнет и обессмертит в скрижалях вселенной их имена?

Мир вам, покой вам, учители наши, не знавшие слов!..

Мы уж выходим наружу в холодный, туманный, промерзлый простор осени поздней, жалящей тело спросонья едкою мгой.

Песнь разбудила сердца и камнем сама в них застыла, чтоб в миге порыва, в пламени битвы ожить и всколыхнуть, если дрогнут они, ряды восстающих, дерзнувших.

Ожить — в ударе последнем в небо, в великие, страшные, тайные центры вселенной.

Ожить — чтоб вдохновить души уставших, души бегущих — и двинуть вперед раскалившейся лавой ряды за рядами огненным, жгущим потоком хаос борцов...

И застонет, завоет под маршем железным вздрогнувший мир.

Мы рычаг на работу поставим — и запоет песни новые покорный, упорный и вечный наш мощный, наш прочный станок —

Бесконечность!