В мастерских
— Стратоныч, давай пожуем!
— Давай.
И мы жевали картошку с требухой.
— Нады стою я в очереди, — гундосил Стратоныч. — Аж до двенадцати стоял, ждали все требушного начальника. Ах, грачи!
— Ну, пойдем, попробуем мотор.
И мы пошли.
— Давай! — закричал Стратоныч. — Легче, легче, ремень замотаешь! Нельзя так. Стоп!
Я выключил.
— Легче давай, помаленьку!
Мотор пошел, и ремни заплясали.
— Вот! Не спеша надо, а то ты рвешь.
Перед гудком мы разговорились:
— А што, Стратоныч, давай ребят подговорим, электропоезд сделаем, как, я тебе говорил, в Петрограде сделали. Вечером по два бы часа после гудка оставались, а воскресенье — напролет. Как думаешь?
— А! Так што ж? Давай! Завтра же ребят подговорим.
— Ну да. Вагоны нам дадут, а остальное мы сами обдумаем. Мы его попроще загоним. Двинемся тогда к Ростову, станем на моторах с тобой.
— Обдумать это надо. Приходи-ка ко мне вечером чертежи плановать.
— Ладно. Я уж почти обдумал. У нас будут свои аккумуляторы…
И мы начали обдумывать по вечерам планы. Ребята все согласились.
Мы со Стратонычем думали за всех.
— Горит же вот! Поди ж ты! Ведь надо же обдумать. Солнцу сто очков дает.
И Черепендик в удивлении задумался, он был чернорабочий — колеса катал — и удивлялся всему на свете, и всех любил от удивления.
Электрическую лампочку он особо уважал: самая удивительная вещь.
— А чудочек тепленькая, ишь! — и он поласкал ее ладонью. — Светлые чудеса… А машины-то, машины! Скажи, Степ, на милость, откуда сила только берется, гудовень такая стоит?.. А огонь-то, огонек-то, как замер, и не дышит будто…
Черепендик работал неделю, а раньше жил в деревне и от голода прибежал в город. Он был маленький и добрый человечек.
— Ему бы не работать, а черепендиками торговать, — сказал раз один токарь.
Так его и прозвали: вылитый черепендик он и был.
Увидел он машины в первый раз, испугался, переменился весь и, говорят, молиться стал на них, а прежнего Бога позабыл:
— В нем силы-голосу нет, видимости никакой, — говорил Черепендик.
Через месяц ему отмяло ногу, и он долго пролежал в больнице, а потом ушел на деревню с проповедью, что всякая машина есть бог и чудотворец.