В мастерских

— Стратоныч, давай пожуем!

— Давай.

И мы жевали картошку с требухой.

— Нады стою я в очереди, — гундосил Стратоныч. — Аж до двенадцати стоял, ждали все требушного начальника. Ах, грачи!

— Ну, пойдем, попробуем мотор.

И мы пошли.

— Давай! — закричал Стратоныч. — Легче, легче, ремень замотаешь! Нельзя так. Стоп!

Я выключил.

— Легче давай, помаленьку!

Мотор пошел, и ремни заплясали.

— Вот! Не спеша надо, а то ты рвешь.

Перед гудком мы разговорились:

— А што, Стратоныч, давай ребят подговорим, электропоезд сделаем, как, я тебе говорил, в Петрограде сделали. Вечером по два бы часа после гудка оставались, а воскресенье — напролет. Как думаешь?

— А! Так што ж? Давай! Завтра же ребят подговорим.

— Ну да. Вагоны нам дадут, а остальное мы сами обдумаем. Мы его попроще загоним. Двинемся тогда к Ростову, станем на моторах с тобой.

— Обдумать это надо. Приходи-ка ко мне вечером чертежи плановать.

— Ладно. Я уж почти обдумал. У нас будут свои аккумуляторы...

И мы начали обдумывать по вечерам планы. Ребята все согласились.

Мы со Стратонычем думали за всех.

— Горит же вот! Поди ж ты! Ведь надо же обдумать. Солнцу сто очков дает.

И Черепендик в удивлении задумался, он был чернорабочий — колеса катал — и удивлялся всему на свете, и всех любил от удивления.

Электрическую лампочку он особо уважал: самая удивительная вещь.

— А чудочек тепленькая, ишь! — и он поласкал ее ладонью. — Светлые чудеса... А машины-то, машины! Скажи, Степ, на милость, откуда сила только берется, гудовень такая стоит?.. А огонь-то, огонек-то, как замер, и не дышит будто...

Черепендик работал неделю, а раньше жил в деревне и от голода прибежал в город. Он был маленький и добрый человечек.

— Ему бы не работать, а черепендиками торговать, — сказал раз один токарь.

Так его и прозвали: вылитый черепендик он и был.

Увидел он машины в первый раз, испугался, переменился весь и, говорят, молиться стал на них, а прежнего Бога позабыл:

— В нем силы-голосу нет, видимости никакой, — говорил Черепендик.

Через месяц ему отмяло ногу, и он долго пролежал в больнице, а потом ушел на деревню с проповедью, что всякая машина есть бог и чудотворец.