Кухонный мужик Советского Союза
Во время зимней бури и холода мы сидели в колхозной избе села Чистово и слушали, как ветер выдувает из жилья печное скудное тепло. Колхоз Чистово расположен в степной стороне, открытой перед всей бесконечностью природы, так что бури и ливни попадают сюда целиком, не имея на пути никакого ущерба своей силе.
Колхоз отапливается конским навозом, коровьими лепешками и в небольшой доле соломой. Дерево и кустарник издавна шли здесь на поделку, потому что самые ближние лесные насаждения находились от села за двадцать километров.
В колхозной избе горела лампа для тепла, дети лежали на печке и там икали, а на дворе шла своим потоком метель. Мой товарищ, заведующий местным кооперативом Щербаков сидел в задумчивости. Этот человек, сумевший из сложения бедных средств создать образцовый кооператив, наладивший вполне удовлетворительно дело снабжения сельского населения, — был почему-то часто печален. Я впоследствии узнал причину такого его состояния: он предвидел такие темпы роста материального благополучия масс, перед которыми погаснут все его нынешние успехи; он, тов. Щербаков, хотел бы эти темпы осуществить уже сегодня, и его нетерпение, тоска по завтрашнему дню выражалась в угрюмом состоянии. Интересен секрет успеха тов. Щербакова в кооперативном строительстве. Успех этот весь заключен в следующем положении: в Советском Союзе нет и не может быть никаких внешних препятствий (объективных условий) для быстрого удовлетворения всех материальных и культурных потребностей трудящихся масс; есть только субъективные затруднения, и они в том, что люди хотят хорошо прожить в одиночку, за счет забвения других людей, как было в старину. А тов. Щербаков сделал так, что сумел на факте кооперативного строительства доказать, что врозь у нас спастись нельзя — к благополучию нужно идти только всем коллективом, всем классом, а не в одиночку, не за счет товарища.
— Сейчас по всему СССР выдуваются ветром избы, — сказал один молодой колхозник. — Разве тут натопишься, когда страна еще глиносоломенная и близко — Ледовитый океан!..
— Диалектики не знаешь, дорогой товарищ! — упрекнул юношу Щербаков. — Ты сходи пешком в наш совхоз — там увидишь, как буря нагревает нашу страну. А ты говоришь — выдувает!
Совхоз, упомянутый Щербаковым, был расположен невдалеке от села Чистово; про него давно шла слава по окрестным колхозам, только нельзя было разобрать — плохая это слава или хорошая; люди лишь удивлялись делам в совхозе.
Пожилой колхозник Чичеров, в котором любая неполадка артельного хозяйства вызывала веселую энергию, а сама неполадка скорбела от его рук и пропадала прочь, — этот товарищ Чичеров, постоянно улыбавшийся чудесам движения жизни, сказал нам про совхоз следующие слова:
— Там, как в небе тишина, так смирно и прохладно, а как ветер либо ураган, — так жарко в каждом жилье, стряпухи пироги с пышками пекут, механик на гармонии играет, банщики баню затопляют, скучливые люди в гости ходят, кому пора настала — тот женится в бурный день, — в нашем совхозе громкая жизнь.
— Она не громкая, а диалектическая! — произнес Щербаков. — Совхоз из непогоды уют делает, а наш актив только зеницей ока моргает.
На другой день снежная метель перестала, небо прояснилось и начался морозный и сухой ветер.
— Вот теперь вполне пора в совхоз в гости идти, — сказал Чичеров, поглядев на погоду на дворе.
Вскоре Чичеров, Щербаков и я вышли из колхоза и направились на совхоз. Отошедши далеко, мы заметили среди равнины усадьбу совхоза, километрах в двух от нас. Дул морозный ветер, и от него шла синева холода по блестящему снегу. По этой белой светящейся пустыне с разных сторон шли группами люди в совхоз, вероятно — гости или любопытные, такие же, как и мы.
— Тут как стужа да буран, то всегда люди бредут, — объяснил положение Чичеров. — Наш совхоз сумел свою технику устроить, а мы еще нет пока.
— Зимой там в каждой горнице жарко, как в африканской пустыне, а летом прохладно от орошения, — сообщил с унылой завистью Щербаков: он всему завидовал, в чем не принимал участия. — Вот где инициатива поставлена!
У ворот совхоза мы действительно услышали гармонику, работающую в чьих-то руках в маленьком жилом доме на усадьбе.
Мы вошли в дом и еще в сенях почувствовали большое тепло. В громадной горнице сидели человек десять выходных рабочих и, видимо утомившись танцевать, молча слушали гармонию, игравшую сейчас какую-то печальную музыку. Горница была натоплена нестерпимо; из невидимого источника тепла почти дул в лицо горячий ветер. Поискав отопление, я нашел недалеко от входа длинную электрическую печь, стоявшую под лавкой. Шнур подведен был к ней прямо снизу, из-под пола, — очевидно, здесь имела место подземная проводка.
Посетив затем еще контору и две квартиры семейных рабочих, мы всюду нашли излишнее отопление, а в общей кухне дежурная кухарка пекла блины на электрической плите и двое кузнецов насыщались, макая в горшок с коровьим
<Утрачена 1 страница.>
а у лошади силы от этого отопления! Сколько сэкономит совхоз от того, что животное не остывает и не тратит теплоту крови на борьбу с холодом: это ведь можно сообразить!
— Да уж наверно порядочно! — определил Чичеров. — Небось у вас куры и зимой несутся — ведь петухи жиреют от жары, да и курица добреет!
— Вполне несутся! — ответил Кашкаров.— Вот воробей, бедняцкая птица…
— Он и подкулачником может быть, — перебил Щербаков. — Раз бедняк, то либо ты колхозник, либо колеблющийся, либо подкулачник…
— Этой птицы у нас от электрической топки стало тысячи, — продолжал Кашкаров. — Со всего района прилетели сюда греться. Весной придется ястребов сюда выписывать или других подходящих хищников, чтоб они разгромили эти воробьиные плеяды… Вот, глядите!
Кашкаров поднял обломок кирпича и бросил его в угол овечьего сарая, где мы стояли в тот час. Сотни две воробьев всколыхнулись от испуга и начали метаться под крышей.
Выйдя из сарая, мы увидели небольшую стаю воробьев, летящую против ветра по направлению к конюшне совхоза. Долетев туда, воробьи сели, а затем пробрались поочередно вовнутрь теплого помещения через деревянную трубу-вентилятор.
— Ведь умны, дьяволы, — наблюдая тех прибывших воробьев, сказал Кашкаров. — Как ветер, так все сюда летят. Как тихо, мы не топим, так все выползают и разлетаются по колхозам зерна воровать!..
— Ястреб, он тоже может быть полезным, — выразился Щербаков, любивший надеяться, что в будущем всякий гад будет использован.
— Ястреб, может, и годится, — сказал Кашкаров, скрывая улыбку, — не знаю, годятся ли дураки.
Пройдя по границе совхозного сада, мы вышли на открытое место. Перед нами был бугор, господствующий надо всей окрестной равниной. Судя по правильным формам бугра, он был древним татарским могильником, а теперь на нем находилась восьмикрылая прочная ветряная мельница. Крылья мельницы сейчас быстро вертелись; я подумал, что там идет помол зерна, но, дойдя до нее, мы увидели дверь, запертую на замок.
Кашкаров отомкнул замок и впустил нас внутрь предприятия. Внутри мельницы было холодно, скучно, главный вал вращал трансмиссию, а от трансмиссии работала небольших размеров динамо-машина. Я подошел к динамо и прочитал на заводской табличке ее силовую характеристику: напряжение 220 вольт, сила 200 ампер
— Вот наша печка! — сказал Кашкаров, пробуя подшипник динамо, потому что в данный момент машина, судя по циферблату-амперметру, работала с перегрузкой. И далее Кашкаров объяснил устройство электрического отопления совхоза.
Мельница года полтора назад была взята у ликвидированного кулака. При кулаке она только молола зерно, собирая хозяину хорошие барыши. Сейчас мельница тоже по осени мелет зерно для совхоза и ближайшего колхоза. Но динамо-машину поставил руками Кашкарова совхоз; причем главной целью электрической установки на мельнице было вначале водоснабжение совхоза. Совхоз— степной, в нем много скота и требуется много воды. Для того, чтобы снабдить совхоз водой из речки, потребовалась бы круглосуточная работа десяти лошадей. Так оно примерно и было вначале — после организации совхоза, — но это ощущалось целым бедствием.
Кашкаров придумал проще и дешевле. Он сосчитал, что для помола мельница работает лишь дней пятьдесят в году, остальное время ветряк свободен. Однако от мельницы до речки было километра полтора; следовательно, силу с ветряка на насос можно передать лишь по электрическому проводу. Кроме того, сила ветра непостоянная, значит, и тот электромотор, который должен качать воду из речки на усадьбу, будет идти то тише, то шибче. Но что за беда! Пусть электромотор идет то сильно, то тихо, — нужно лишь поставить к нему поршневый насос, который подает воду при любых оборотах электрического двигателя. Центробежный насос, конечно, производительней, но вертеть его неравномерно вращающимся электромотором нельзя.
Кашкаров находит тогда на складе совхоза громадное количество полдюймовых труб, лежащих бестолково. Он берет четверых рабочих, роет с ними траншею в полметра глубины, провода укрывает в трубах — у него получается кабель, — и он ведет его траншеей с мельницы на речку.
Одновременно он на мельнице устанавливает динамо-машину, а на берегу речки, на сваях — выше уровня весенних вод — строит ящик, в который помещает электромотор в десять лошадиных сил и поршневой, так называемый — калифорнский, насос. Труба от этого насоса проводится на чердак главного каменного дома совхоза. Этот чердак — очень просторное место, и, кроме того, он выше всех построек совхоза. Именно сюда Кашкаров, учитывая также и противопожарные соображения, поставил два старых бака, валявшиеся в совхозе без употребления. Каждый бак вмещает по две тысячи с лишним ведер воды.
— А когда я запустил ветром всю эту задачу, — объяснил нам Кашкаров, пробуя слегка воющую динамо за корпус, — то увидел, что сорок сил у меня остаются даром, а машина вертится холодная. Наступила прошлогодняя зима, топки в совхозе мало, скот стынет, жилье ветром выдувает и мученье полное. Я к директору, — дай, говорю, тыщи три, может, ветер нам теплом подует… Директор говорит: может быть, — и отпускает на мою смету деньги. Наш директор форменный человек: верит в товарища полностью и видит врага на большой дистанции. В Москве я с хитростью купил тридцать электрических печей. Там даже не знали, что зимой у нас больше ветров, чем летом, и не сообразили, что это означает… Ну, а дальше — вы все видели, а что не заметили, про то можете сами догадаться.
От динамо-машины на усадьбу шли под землей провода, ответвляясь от главного кабеля, идущего на водокачку, и поступали в нагревательные приборы. Неравномерное напряжение тока, которым питались печи, не имело особого значения, ибо колеблющаяся теплоотдача была нечувствительна для людей. Только светить этим ветросиловым электричеством было нельзя, но и тут Кашкаров предполагал подумать еще кое о чем. Он имел в виду работы одного Московского научного института, где состоял аспирантом его товарищ по ленинградскому заводу. Этот товарищ был электриком и должен, по мнению Кашкарова, обязательно изобрести к лету регулятор напряжения для динамо-машин, работающих от двигателей с переменными скоростями.
— Я думал — у вас что-нибудь особенное, а это все так себе, — сказал Чичеров, когда мы возвращались с мельницы на усадьбу. — Вдруг ветер стихнет, а мороз вдарит — и вы тогда все здесь окоченеете!
Кашкаров ответил ему:
— Это, конечно, может быть, что ветер упадет. Но тогда мы топим кизяками обыкновенные печи. Электрическое ветряное отопление полностью греть не может — оно греет половину холодного времени, а иногда всего одну треть. Мы им можем только экономить топливо процентов на сорок, на тридцать, а на сто процентов сэкономить нельзя.
— А я думал, что все можно уже, — недовольно произнес Щербаков.
— Думать можно, но сделать пока нельзя, — сказал Кашкаров. — Раньше совхоз покупал к зиме на три тысячи рублей дров, а в нынешнем году мы обходимся своим хворостом и кизяками. Три тысячи остаются дома, потому что ветер здорово подтапливает.
— Помню я, как вы дрова покупали, — сказал Чичеров, — нигде все равно тепла не было.
— А сейчас, — сообщил Кашкаров, — если ветер удержится, то в ночь мы баню затопим. А летом директор думает устроить специальный ветряк сил на сто, чтобы отапливать им громадную оранжерею, где мы будем зимой выращивать овощи.
— Огурчики, баклажанчики, репка — это симпатичный продукт, — одобрил Чичеров.
— А летом что делает ваш ветряк? — спросил я у Кашкарова.
— Летом мы ставим к речке еще два насоса и два электромотора — даем воду в сад, на огороды, на питомник…
— Летом кругом жара, а в совхозе прохладно и с земли пар водяной подымается, — объяснил картину Чичеров. — Тут летом приятно, научно бывает!..
Вечером Кашкаров вслух подбил мне итог своему открытию:
— Если б построить у нас большой завод ветряков, то можно б через два года четверть всей жилплощади, городской и колхозной, перевести на отопление ветром, — к тому же во всех городских домах есть электрическая проводка, она годна и для теплового тока… А если на четверти жилплощади мы сбережем половину топлива, то это все равно что построить цельный новый Донбасс. А обойдется весь этот ветряной Донбасс, считая и постройку завода ветряных крыльев, миллионов в сто. Хорошее это дело или среднее?
— Удовлетворительное, — высказали свое мнение слушатели Кашкарова. — Езжай в Москву сообщаться — наше государство охотное к науке…
— Вот я слыхал, что Донбасс есть кочегар Советского Союза, — произнес Чичеров. — Так почему же из ветра не сделать нам для всей страны кухонного мужика!..
Все засмеялись, а Кашкаров остался серьезным.
Стояла туманная жара; весь воздух томился, и налитой, почти готовый урожай склонился в ожидании. Но в садах и на огородных угодьях совхоза была прохлада, и от растений шло беспрерывное жизненное испарение. В свое время Кашкаров заложил в местный горячий климат великое противоречие — воду, и сейчас это противоречие солнца и влаги примирялось в тучном урожае плодов и овощей.
Вместо Кашкарова механизмами совхоза теперь ведал новый товарищ — Овчинников. Он мне сказал, что Кашкаров уехал отсюда три месяца назад. Его вызвало одно ленинградское научное учреждение, чтобы сделать из ветра Кухонного мужика и Истопника Советского Союза.
Что касается Щербакова и Чичерова, то Щербаков разрабатывал идею снабжения товарами пайщиков на дому и собирался закрыть лавку вовсе, превратив ее в распределительный центр, а Чичеров делал с комсомольцами в чистовском колхозе то же, что уже сделал Кашкаров в совхозе, — ветряное отопление. Свои «ветром подбитые» избы колхозники собирались превратить в ветром нагретые жилища.
Сила изобретательского примера Кашкарова действовала все более широко и быстро, хотя самого Кашкарова уже не было в этом районе. Техническая идея завладела массами и стала громадной действующей силой социализма.