Один на свете

(Повесть)

— Так отчего же нам быть с тобой счастливыми, товарищ Сафронов?

— Не от чего, товарищ Отчев!

— Нет, — сказал Отчев.

Окно дома было открыто в природу, которую сейчас волновал ветер — он уносил духовую музыку из сада совторгслужащих вдаль. От окна начиналась приовражная пустошь, а за оврагом, за бесплодным ущербом земли, был глинистый бугор, на нем сейчас шумело дерево и с тайным стыдом подворачивались его листья. Бугор и дерево находились уже на горизонте, ограничивая собою вечное зрелище из жилища людей. Невдалеке была пивная крестьян и отходников, там невыдержанные люди предавались забвению своего несчастья, и шум ожесточенно-горюющих доходил до Отчева и Сафронова.

— Тратят средства существования, — сказал Сафронов про пьющих.

— Значит, они не будут существовать, — произнес Отчев. — Люди же в общем мало живут: [только родится, влезет на бугор посмотреть, а там внизу] может быть, в одном детстве, а дальше — только бьется сердце за каменистыми костями.

— Дальше одна материнская инерция, — согласился Сафронов, ничему не радуясь; он вытянул руки за окно — в нежность ранней ночи, разнообразные грустные звуки произносились там из пространства — среди пауз духового оркестра и пивной бедняков.

— Когда я родился, я думал буду счастливым, и мать мне так обещала