<Н. Задонский «Братья Кузнецовы»>

Н. Задонский. — Братья Кузнецовы, пьеса в 5 действиях. Воронежское областное книгоиздательство, 1941.

Бывают произведения — и прозаические, и драматические, и поэтические, — которые действуют лишь на нервы, на впечатлительность, на сантиментальную способность читателя. Это не одно и то же, что действовать на сердце, на разум и на волю человека. Между тем и другим воздействием — большая разница.

Можно, например, прочитать книгу, просмотреть спектакль, не проронив слезы, не улыбнувшись, и остаться затем на всю жизнь потрясенным. И можно, наоборот, плакать, смеяться, шумно восхищаться, и затем — после окончания книги — остаться в удивленном недоумении: что же вызывало смех, слезы и заинтересованность, какая была тому истинная причина? Обычно этому состоянию не дается объяснения: такая книга или такой спектакль просто забываются, а зритель или читатель остается с чувством ущемленности, со смутным ощущением не то своей виновности, не то собственной глупости, что позволил себя обмануть.

По нашему наблюдению, такие произведения, которые вызывают острую реакцию читателя-зрителя, но оставляют равнодушным его разум и его сердце, эксплуатируют неврастеническое свойство человека. В параллель к этим произведениям существуют произведения, где эксплуатируются, к примеру, сексуальные склонности человека, т. е., вместо мощного воодушевления зрителя-читателя средствами искусства, его привлекают к мнимому соучастию в физиологическом наслаждении. Это все наиболее легкие и дешевые пути, потому что на них сила подменяется грубостью, радость — наслаждением, страдание — истерикой, а сочувствие — подглядывающим любопытством.

Далеко не все авторы сознательно рассчитывают свои произведения на такое «неврастеническое» свойство человека. (Мы, понятно, имеем в виду лишь тех авторов, которые вообще работают, всегда или иногда, в этом «жанре».) Некоторые из них, вероятно, предполагают, что сила искусства прямо пропорциональна объему слез, выработанному из читателя, умноженному на величину его общей растроганности. Писатель, видя, что он волнует своих читателей, видя, что он им нравится, начинает предполагать, что он находится на истинном пути своего искусства. Эту видимость в данном случае нельзя, однако, принимать за истину. Надо вначале ясно понять, что именно волнует писатель в своих читателях и почему он им так легко нравится. И если исследование даст в результате, что данный писатель волнует в читателях их нервную, доверчивую впечатлительность, а нравится он потому, что находится не выше уровня своего среднего читателя, что он льстит ему, что он не вызывает ни в ком никакой озадаченности, а только одно благодушие, — то писатель должен прийти к мысли, что он находится на ложном пути или на тропинке, ведущей неизвестно куда.

Восторженно-слезливое, благодушно-неврастеническое уклонение литературы и драматургии можно еще обнаружить и другим, внешним, способом. Обыкновенно у такого рода произведений и у их авторов есть немногочисленные, но постоянно-восторженные «друзья и почитатели» из круга зрителей и читателей.

Это можно назвать движением восхищения, восхищенчеством. У нас есть восхищенчество. Многие деятели литературы и искусства окружены почти постоянным штатом собственных восхищенцев и вос-хищенок. В этом «движении» есть много субъективных склонностей, много оригинального (чаще — неразвитого, а иногда — невежественного) вкуса, но в этом «восхищенчестве» мало