Административное естествознание
Во мне торжествовала скорбь от безработицы. Я продавал свои бесценные технические книги наглым букинистам под Китайской стеной и покупал булки пятилетнему сыну, который признавал только сытую социальную гармонию, а не безработицу. Однажды сын запросил бычков в томате — это грозило сносом остаткам моей технической энциклопедии.
Тогда ко мне пришла легкая мысль, как единовременное пособие. Через два дня эта мысль стала украшением отдела объявлений «Вечерей Москвы»:
«Хожу рационализирую учреждения своими инструментами. Почтамт, предъяв. отношения ВЦСПС № 473481|173|из|00».
Вышло кратко и не жирным шрифтом, потому что за самовар татарин дал только пять рублей — их и взяла «Вечерняя Москва».
Радостно ожидая сотни предложений, я провел три голодных дня в Сокольниках. Мои надежды были обоснованы: то недавнее время отличалось таким бюрократизмом, что это явление стало советской инквизицией и совершенно срочно был необходим антипаразит для бюрократов. Я воочию убедился, что ответственный работник, взятый одиночно, умный и честный человек. Но как только они сойдутся вместе для совещания и принятия решений — получаются глупости. В этот узел, в эту причину государственных нечистот я и направил силу своего ума. Искренно говоря, я сам не знал — какой инструмент нужен для рационализации учреждений, но верил, что справлюсь, когда мне поручат это дело. Если же спросят: покажи инструмент, то я им выну какую-нибудь схему и расскажу что-нибудь общее про оперативную установку, — наверное, поверят. Под «инструментом» теперь отвыкли понимать стамеску, а мыслят что-нибудь отвлеченное, вроде некоей организации, — напр<имер>: Института Структуры и Методологии научно-технического построения госорганов, — некоторые начальные буквы которой и дают «инструмент». Точно так же понятие аппарата не означает металлическую машинку, которую понимает специалист, а означает толпу людей, размещенную в большом доме за казенными столами, которые (т<о> е<сть> люди) за жалованье не понимают, что они делают. Лишь в общем и целом, на холмах кабинетов, деятельность толпы служащих приобретает смысл. Но этот смысл, судя по личному опыту, имеет всегда два параграфа:
§ 1. Косвенная борьба с безработицей.
§ 2. Косвенная потому, что это борьба трудовая, т<о> е<сть> труд имеет целью не продукт, а мораль — делай что-нибудь, хотя бы ненужное, но трать свою энергию, дабы она от бездействия не развратила тебя.
Я бы, будь начальником, заставил бы всех сотрудников написать свои биографии, дабы впоследствии скомбинировать из них единый труд знаменитых современников Октябрьской революции. Через пятьдесят лет все равно все современники Октября будут знамениты.
Пригласили меня через неделю — наверное, газеты, по занятости, читают на шестой день. На пригласительном бланке значилось самое страшное — НКРКИ. Т<о> е<сть> меня зовут в рационализаторский центр. Одновременно пришла бумага из Верхсуда. Про этот орган я нечаянно подумал: неужели им надоела Фемида и они ищут Кузькину Мать?
Но пошел в оба центра без промедления.
I. НКРКИ.
В девять часов бюрократический поток пронес меня сквозь Ильинские ворота. Сделалось немного страшно за республику — от одного вида шествия служащих, но ничего — зато они не вольная профессия.
В голове — пустота, в сердце — горе, в крмане — схема губпродкома
Сначала с долго блудил по клубам, уголкам, чайным, президиумам каких-то бюро и прочим подсобным, очевидно, учреждениям НКРКИ. Но самой сердцевины органа еще не видел. Серьезные люди глядели в мое вызывную бумажку и давали справки: к старшему рационализатору госбюджетных органов,
Я шел, теряя силы, по лестницам и когда поднялся наверх, то уже хотел обедать. Но там не было «старшего рационализатора» — он присутствовал на заседании