М. А. Платоновой

23 июня 1935 г. Москва

Москва 23/VI, 6 <часов> веч<ера>.

Дорогая Муза!

Утром послал тебе телеграмму, сейчас только получил второе письмо от 19/VI. Давай покончим о деле. Телеграммы твоей я не получал. В адресе был не уверен. Вот почему я открытку первую и, кажется, первые два письма писал, ничего от тебя не имея. Вот почему я лишь 12-го написал открытку. Время у меня, конечно, для тебя всегда есть, но силы мои пропадают.

Сердце мое совсем сдало. Я чувствую такое обмирание его, потерю ощущения его, что несколько раз в такие припадки плакал, — не оттого плакал, что испугался смерти, а оттого, что не увижу тебя больше. Утром я просыпаюсь мокрый от пота и чувствую, что все цветы во мне съела корова — болезнь. Одновременно у меня полная потеря аппетита, я обедал 3–4 раза, как ты уехала. Что касается завтрака, чая, ужина, то я это вовсе отменил, несмотря на настояния Вали. Это состояние усиливается твоим отсутствием. Усиливается настолько — буду писать сейчас всё, — что я несколько раз порывался дать тебе телеграмму, чтобы ты немедленно выезжала. Но потом думал, что вам там очень хорошо, нельзя разрушать твой отдых, звать тебя на помощь, — буду пока один. Извини меня за это кажущееся малодушие, но, может быть, я и прав.

Во всяком случае, я еще немного подожду. Если так пойдет, <со> слабым и больным телом, но с полной душой, с любящим тебя сердцем, но угнетенным, печальным, — я жить не буду. Это решено. Это мне соответствует. Ты говорила мне когда-то, что счастью твоему мешать не надо, если я его дать не могу. Так вот, я попробую. Если не выйдет, я исчезну.

В груди у меня стоит дикая физическая боль, эта штука истерлась вдребезги, чинить ее не умеет никто.

Если Тотику плохо, он падает в обморок — присылай его немедленно ко мне домой с кем-нибудь из курортников. От москитов, которые тебя искусали, есть простое средство — не ходить много по ночам по глухим заросшим местам. Это не ревность, это гибель.

Дорогая моя. Скажу тебе сразу, как в юности, как в своем первом письме тебе. Я пропадаю без тебя, но ты приедешь нескоро. Когда совпадают припадки недомогания и тоски, то я борюсь с собой, чтобы не кончить все это разом.

Работоспособность моя исчезает. Я все время сижу за столом, но думаю о тебе. Муза моя, подумай обо мне и помоги. Ты умница и знаешь, что нужно делать в самых трудных случаях.

Тебе интересно, что — во-первых — творится дома, затем, что у меня (во вторую очередь). Дома ровно ничего не творится. Мне неохота занимать бумагу пустяками, поэтому я обычно не пишу об этом. Мне охота говорить о тебе и о себе, а не о ерунде.

Странно, мне всё кажется, что я тебя больше не увижу или увижу как-то особо, когда ты будешь близко от меня, но недостижима. Не знаю, что это.

Сейчас вечер. Предстоит страшная ночь слабости и пота — шестая ночь сегодня будет, как это началось.

Хочу пойти к Серг<ею> Александровичу (2-90-00), но он мне не поможет. Может быть, пойду завтра, там увижу. Я опять пишу пустяки, как в прежних письмах, и ты будешь обижаться.

Если увидимся нескоро или не увидимся, то сохрани обо мне память навсегда. Я тебя любил и люблю всею кровью, ты для меня не только любима, ты — священна и чиста, какая бы ты ни была в действительности.

Еще раз прошу прощения, что порчу тебе настроение и радость отдыха этим письмом.

Кинофабрика дала отсрочку на сценарий на месяц. Фельдман и директор предложили путевку в санаторий, но я отказался. Без тебя не буду отдыхать и лечиться. И куда я поеду? — в Алупке-Саре нет их домов. В другое место мне не нужно.

С повестью идет недоразумение. Туркмены не признают, что я болен, они говорят, что душа их новой книги — в моей повести. А моя душа — в Алупке-Саре. Наверно, будет напечатано не полностью. Кончить я ее могу только с тобою. Будь же другом моим и литературы, милая моя Муза!

Приехали редактора из Туркмении. Я сказал — ждите, если я не лягу в больницу; мертвые не пишут. Ждите, я сказал, пока я не увижу свою Музу.

Телеграфируй мне, пиши, спасибо за последнее письмо.

Пойми меня как можно лучше. Не жертвуй ничем для меня. Любовь исполняет, что хочет, но не раскаивается никогда и не жалеет ничего.

Целую тебя. Целую сына.

Андрей.

Получила ты перевод на сто рубл<ей> по телеграфу? Сколько еще нужно денег? Телеграфируй. Я переведу телеграфом.