К начинающим пролетарским поэтам и писателям

Пламя революции начинает перекидываться из сфер политической борьбы в область художественного творчества, искусства. И здесь, в этой области, начинает свершаться то, что уже свершилось там, в политической и экономической жизни народа.

Грабеж, насилие, голод, убийство миллионов, золотой бог...— все свержено мощью выросшей мысли, и начинается творчество жизни, братства, труда, нравственности на новых, честных, разумных, человеческих началах...

Это в общественной жизни людей.

В искусстве революция только разгорается. Пошлость, глупость, мертвые формы, а главное — утрата того, что составляет сущность всякого искусства — творческого выявления идеи прекрасного, присущего всем людям,— сколотили гроб буржуазному искусству, которое, на самом деле, давно перестало быть искусством, сохраняя только имя его.

Пролетариат, сжигая на костре революции труп буржуазии, сжигает и ее мертвое искусство.

Мы переживаем великую эпоху возрождения духа человеческого во всех его проявлениях. Искусство богатых, оглупевших от лени и роскоши людей, эту утеху извращенных страстей, пособницу и оправдание ресторанных и биржевых оргий, пролетариат — этот носитель всего вечного в человечестве — убил, испепелил в огне первой формы своего творчества — революции. Необходимо было смести с земли все чудовищное, злое и гадкое, чтобы освободить место для строительства прекрасного и доброго,— и пролетариат сделал это.

И теперь только начинается созидание, воплощение на нашей планете великой человеческой мечты.

Человек в истинном смысле, т. е. человек, живущий в согласии со своими природными законами (стремление к истине, красоте, труд, радость, развивающее чувство нравственности...), и человек, исказивший, уничтоживший в своем существе эти законы,— столкнулись в смертной схватке.

В конце концов первый человек, человек трудящийся, носящий в себе все действительно жизненное, но порабощенный, пролетарий, должен, необходимо должен, уничтожить врага своего, врага жизни, разрушителя и расхитителя— буржуазию, чтоб дышать можно было...

Возрождая всю жизнь, трудовой класс возрождает и искусство как самое дивное, самое красивое, самое могущественное проявление растущей жизни.

Пролетарское искусство отражает в себе все человечество в его лучших устремлениях, и создается оно также всем человечеством, всем гармоничным организованным коллективом. Низкое, пошлое, злое, мелкое, враждебное жизни не будет иметь места в пролетарском, общечеловеческом искусстве. Это будет музыка всего космоса, стихия, не знающая граней и преград, факел, прожигающий недра тайн, огненный меч борьбы человечества с мраком и встречными слепыми силами.

В долгом, теперь прожитом, буржуазном периоде существования человеческое сознание переросло телесные личные силы; человек убедился в бессилии собственного «я», его сердце, его ум — выросли из эгоистического, животного, темного тела. Человеку стало мало пары глаз, пары рук, одного сердца — он захотел охватить, понять, подчинить мир во всей его бесконечности, во всем переливчатом разнообразии и многокрасочности... Станки и мастерские научили человека вливать свои одинокие силы в мощный поток организованных усилий...

Вместо жалкой телесной личности, которую любая большая собака могла отправить в «лоно Авраама», вырастает личность великая, духовная, общественная, видящая в другом человеке самого же себя и любящая поэтому каждого человека, как себя самого.

Творчество, художественное творчество, в древнейшее время чудной юности человечества было плодом художника без имени — всего народа, племени, рода, семьи. У костра, отдыхая после еды, когда не было нужды в пище, когда наступал перерыв в течении междоусобной вражды,— группы первобытных людей отдавались бессознательному творчеству прекрасного. Солнце, буря, звезды, леса в молчании, пустыни равнин, шум весенних потоков... отражались в непосредственной искренней натуре того человека в стихийных, бессознательных чувствах, и эти чувства он выливал в песни, в бренчанье зажатой в зубы и колена струны... В песни, полные скорби и серой тоски и низкого неба севера иль тихой радости ожидания весны, разлива рек, когда придет время ловли рыбы, любви и игр и коротких душных ночей; иль в чуть трепещущую мелодию— страх и покорность пред всесметающей, свирепой, нежданной бурей с громом, мол-ньями и затопляющими ливнями. И еще были песни — о странных людях, идущих в битвах впереди, встречающих смерть торжественно и покорно; о мудрейших людях, вносивших счастье победы и гордости, счастье довольства и мира в род свой, ибо при таких людях не были страшны ни соседи, ни звери, ни вражда внутри самого племени...

Эти песни, эти сказанья о героях, былины, полузабытые теперь преданья, религиозные мифы — были вершинами выражения глубочайших чувств, колыбелью и источником истинного общечеловеческого искусства.

А потом века истории ткали на своих станках времени развитие этого первобытного искусства, изменяли его, дополняли и совершенствовали, т. к. совершенствовался и усложнялся дух человеческий.

Так продолжалось во все время коллективной жизни людей.

Только в поздние эпохи, когда, вследствие различных исторических условий, наступила пора разделения, разъединения, распадения людей внутри общества,— коллективное искусство умерло, наступило время искусства одного человека, индивидуального. Такое искусство живет до сегодняшнего дня.

Единичное, личное творчество создает лишь, так сказать, «искусственное искусство», но не самое искусство: оно есть удел всего человечества, а не отдельного лица.

Внешний мир в сознании каждого человека претворяется в цепь образов. Если образ производит слишком сильное впечатление, то он требует обратного излияния, т. е. своего творчества, выражения действием. Искусство, вообще говоря, есть процесс прохождения сил природы через существо человека. Силы природы производят на нас известное воздействие (образы), впечатления; мы эти воздействия, если они достаточно сильны и не прекращаются в нас, выражаем каким-либо внешним актом (творчеством). Таким образом, искусство имеет три свои главные части, фазиса: восприятие извне, особое внутреннее состояние (впечатление) и выражение в действии, творчество. Совершенство искусства зависит от соответствия, сходства между восприятием и выражением.

Содержание, бездну чувства — все, что составляет сущность искусства коллективного, индивидуальное творчество заменило красивой внешней формой, рифмой, техникой. Даже величайшие художники слова дают лишь приблизительное подобие подлинного, бесконечно мощного всечеловеческого творчества...

Революция переступила огненную черту в истории мира и ввела человечество в новую, чудесную страну.

Возрождается коллективное созидание прекрасного. Художник — это человечество в своей единой одухотворенности.

Коллективное творчество— это океан, который буря — вдохновение колыхает от края и до края, от дна до звезд, когда каждое маленькое существо в этом коллективе становится бесконечностью...

Близится время сотворенья коммунистической Эдды и великих мифов труда и солидарности, мифов о грядущих машинах-чудовищах, слугах человечества в познании и покорении вселенной...

Коллективное творчество — это уравнение по наибольшему, т. е. если сойдутся, например, одиннадцать человек (или миллион, все равно), чтобы воплотить в действиях свое сокровенное чувство, и, предположим, что десять из них люди средне одаренные, а одиннадцатый — гений, то их коллективное творчество будет равняться не средней силе, выведенной из суммы всех творящих сил, а наибольшей силе— гению (по нашему примеру).

На этом крайне интересном вопросе, требующем особого внимания, т. к. здесь лежит главный камень философского обоснования коллективного творчества, я остановлюсь в другой раз.

Чтобы начать на земле строить единый храм общечеловеческого творчества, единое жилище духа человеческого, начнем пока с малого, начнем укладывать фундамент для этого будущего солнечного храма, где будет жить небесная радость мира, начнем с маленьких кирпичиков.

Приступим же к делу, братья и товарищи!

Я обращаюсь к начинающим пролетарским поэтам и писателям из воронежского железнодорожного пролетариата образовать при редакции нашего «Железного пути» студию коллективного художественно-литературного творчества.

Для этого предлагаю товарищам начинающим обсудить этот вопрос на страницах «Железного пути» и назначить время, когда мы могли бы собраться вместе и сговориться о всех подробностях.

Дело мы начнем большое, а сил у нас пока немного; но мы молоды, души наши не покрылись еще ржавой коркой мелкого мещанства и благополучного равнодушия. В каждой, даже самой забитой, ничтожной душе скрыты бесконечные возможности развития. И пусть никто не говорит себе, что он мал духом или бессилен знанием,— мы все равны, все одинаково мало знаем, все бродим в смрадных логовищах рабства перед миром, его тайнами и страшными силами, и — хуже всего — мы рабы самих себя.

Наши старшие товарищи сбросили, разорвали одно звено из бесконечной сети цепей человека, а мы, их сыны и братья, будем ломать, рвать зубами, сдирать с себя с кровью, с телом, с жизнью, оставшиеся звенья черных цепей. Пока не дойдем до зенита, до самого солнца свободы и познания.

Человек — это вечный революционер, вечный созидатель на вечно разрушаемом.

Наша сила, наша мощь — в нашей воле, воле к титанической силе, воле к всесовершенному знанию.

Мы взорвем эту яму для трупов — вселенную, осколками содранных цепей убьем слепого, дохлого хозяина ее — бога и обрубками искровавленных рук своих построим то, что строим, что начинаем только строить теперь...