20-ая книжка, 1942 год

«Счастл<ивый> тип чел<ове>ка, м. б., такое же тяж<елое> сост<ояние>, печальное, что и старый пессим<изм>, угрюмый тип ч<елове>ка,— и с „новым“ типом тоже придется бороться, как со старым».

Рассказ «Пувак»
Рассказ о чистой природе без человека.

Нищенка в тюрьме на передаче, одна нога в калоше, другая в башмаке. Говорит, что сыну на передачу «насбирала» милостыни.

Веселый ребенок там же.

Его отца убило пробкой из квасной бочки — квас долго стоял, сильно окреп — и давнул прочь.

«Периферией»

«Соврем<енная> война как инстинкт<ивное>, стихийное, безумное по форме, искание выхода из невозможного своего положения. Искание не сознанием, но практикой, страданием, мукою etc...».

Крестьянин едет «ко двору» — оказалось на тот свет, домой. Жизнь действительную, на земле, он считал постоялым неустроенным двором.

«Ко двору!»

Сторонник и проповедник "красивой жизни",— для него эта жизнь истина и вся философия.

Удовольствие не обучает человека.

Жизнь СУТЬ туловище.

Человек, ктр. думает, как у него борются черви внутри, как крестец поедает лук, как идет пищеварение etc.

Не путайте себя с человечеством!

Мудрости не хватает лишь времени — вечности, и она видит все лишь в миге кратких времен — отсюда, от недостатка вечности, долготы истории,— недостаток мудрости.

В образовании материков играла роль «овражная», режущая, моющая роль рек.

Ч<елове>к — плохое существо, но странно, что он, ничтожный, вдруг представляется значительным в своем каком-либо деянии, и тогда видишь, что через его существо действует что-то другое, ему несоответственное,— это похоже на мистику, но так это нужно понять и объяснить.

Тупое чувство жизни.

Рассказ «Марксистка» —

о девочке лет 7, ктр., не зная, сама догадывается о марксизме, как о священной жизни в материальных условиях.

Два человека — один ведет через трудности, другой через легкости. Любят только первого и обожают его по справедливости.

Рассказ под названием «То».

«Пагубный пример» — все с Запада (Герцен). Все тогда ссылались на Запад, теперь на СССР — СССР стал центром мировоззрения мира.

Старость:
«Я так хочу, чтобы мои кости кто-нибудь вынул, перемыл в соленой воде и снова сложил — так я устала, устала до самой середины своих костей».

«М. б., спасение мира в переходе с оседлого на кочевое положение».

Был учитель, был ученик <нрзб.>

[Оч<ень> хорошо

Старик-колхозник, разоривший свой дом и двор в пользу колхоза, и семья его борется с «колхозными пережитками» в сознании крестьянина.]

[«Божье древо» —

листик в карцере, в каземате заключенного, листик, вынутый из штанов, из «заначки». Он думал, что лист тот с божьего древа.]

Начало пьесы:
— На чем мы остановились?
— Да это занавес отдернули.
— Нас видят.
— А пусть, они все равно ничего не поймут, давайте продолжать и т. д.

Время физически неровное. Секунда α не равна секунде β, скажем так. =f=

Мать, рождая сына, всегда думает: не ты ли — тот? — Женщина — путь и средство, сын ее — цель и смысл пути.

Все бывает на свете и возвращается вновь,— одно лишь время безвозвратно.

«Скучно на свете без Франции».

Мне давно казалось, что в уме, таланте, силе, храбрости человека есть что-то скверное.

Ребенок, видящий сахар, конфету во сне — и просит ее у матери.

Каждый солдат придумывает себе «веру» — для спокойствия настроения и души: по-разному.

Встреча с самым печальным человеком мира (после войны) — «вечным жидом».

«Дочь Яна» — все говорят про нее, что она «дочь Яна» — и дают ей ход и блат, а кто такое «Ян» спросить неудобно, нельзя, некультурно — и живет, живет бабенка с дружком-котом.

Рассказ «Блаженство в Мелекессе» —
«Деятель умирал» — и ему представилось решение одной не разрешенной всю жизнь загадки.

Старуха, рассказывающая другим старухам, как пил кто-то чай с сахаром: «Сначала она икала, все икала, а потом пить начала, а я гляжу, я радуюсь, мне-то хоть не сладко, да страшно и удивительно — ведь я сахар вижу».

«Все истины ограничены. Мудрость (не выходит] знает это и не выходит за их границы. Каждая истина действ<ительна> в пределах,— взятая больше, она ложь и заблуждение».

Сон:
Народ бьется сразу с дву<мя>, с тремя, четырьмя чудовищами.

Местн<ая> художница, тонкий по-своему человек, Фукалова говорит:
— Так ведь тут Уфа! (т. е. безнадежный город). Здесь так презирают все возвышенное, все прекрасное.
И это, кажется, правда. Странный город: его не любят местные жители, над ним смеются; бестолковщина и глупость здесь обычны; за 25 лет мало что сделано (эл<ектрический> свет на окраинах; несколько больших домов в центре — и все). Это удивительно: город как враг прекрасного, ненавидимый жителями, живущими кое-как, втайне мечтающими уехать отсюда, но умирающими здесь.
Внешне город очень красив: холмы, близость Сибири и Урала, огромный чистый континент.

Мужество Магеллана (и др. под<обных> людей) создает какая-то специфическая, личная, внутренняя фантасмагория. В этом — сущность их личности и подвига.

Живой, это тот, на ком заживает боль. Другие — не живые (которые не имеют боли).

Если бы мой брат Митя или Надя — через 21 год после своей смерти вышли из могилы подростками, как они умерли, и посмотрели бы на меня: что со мной сталось? — Я стал уродом, изувеченным, и внешне, и внутренне.
— Андрюша, разве это ты?
— Это я: я [прошел] прожил жизнь.

Высший критик был Шекспир; он брал готовые, чужие произведения,— и, переписывая их, показывал, как надо писать, что можно было сделать дальше из искусства, если применить более высшую творческую силу.— Это критика в идеальном виде!!!

Уфа:
художница и ее муж. Муж ругает ее живопись, порочит и уничтожает. Она бегает со своими картинами, прячет их, [не живет] не знает, куда деться, и дочка есть — псих — расплата за талант матери, за отчаяние отца.

Щенок Филька в Уфе:
один, без имущества, лежит на полу на холоде. Все, что можно сделать в таком состоянии,— весь инструмент [д. б.] должен заключаться лишь в собственном живом туловище: ни бумаги, ни пера!!

Рассказ украинца-шофера о фронте под Харьковым,— о том как мы оставили Харьков. Связка гранат, поиски вина, 30 человек раненых, отношение фронта к тылу.

«После войны» —
пьеса. Замороженных воскресают — и снова они сражаются, но их уничтожают вновь: две смерти они переживают.

Уфа и поэтический город. Церковь на рынке, где дрова... избушки.

Христос как образ созданный из чистого очарования — без новаторства, без теории, без чудес и пр.

Есть наука о пауках — анхорология что ли?

Ник<олай> Ив<анович> в вагоне:
тюрьма — в юности; избушка, одиночество, нищета в старости,— и все. Юность, чтоб не брыкалась, законность: высший принцип, тишина, порядок.

Оч<ень> важно
Смерть. Кладбище убитых на войне. И встает к жизни то, что должно быть, но не свершено: творчество, работа, подвиги, любовь, вся картина жизни несбывшейся, и что было бы, если бы она сбылась. Изображается то, что, в сущности, убито — не одни тела. Великая картина жизни и [душ] погибших душ и возможностей. Дается мир, каков бы он был при деятельности погибших,— лучший мир, чем действительный: вот что погибает на войне,— там убита возможность прогресса.

Повесть «Бегущий народ» — о беженстве. «Бегущие народы»

«Европ<ейская> классич<еская> демократия и современные формы диктатуры» (книга, автор неизвестен) — как может выбраться демократия «назад» в демократию и ядовитые страшные силы диктатуры.

«Для них литература это государственное чистописание».

Вместо того, чтобы надорвать свое сердце на работе, они его надорвали переживаниями.

Рассказ:
«Научная сессия»
Слушали доклад чл.-корр. Ак<адемии> наук Лаутиняна — о движении керосина и сопутствующих газовых эфемеридов в фитиле 7-линейной лампы.
Присутствовало: 14 душ; [и 18] съедено в буфете продуктов на 149 едоков.

Постановили: навести справку, где приобрести один фитиль для производства опытов.

Рассказ:
Мой знакомый, который ехал с дровами с р<еки> Белой, башкирин: всех считает «высшими», главными, кто говорит разные «высокие» слова,— и он, этот башкирин, живет в мире под мистич<еским> давлением, под испугом этих «сил».

Вот положение: она боевая сестра милосердия на фронте, муж ее в тылу, освобожден от фронта; она в тылу, муж ее на фронте; и эта пара сходится «временно» — на время войны; затем возвращается с фронта сестра милосердия (жена тыл<ового> мужа), командир (муж тыл<овой> жены) — и — жизнь мучительно выправляется (?)

Рассказ:
«Два окрашенных домика на краю родного города» — на Сред-не-Москов<ской> улице.

Рассказ
«Таранка» (памяти матери); ни разу не была в театре, не ездила на поезде.

Ребенок в детской пьесе под конец стал маленьким стариком, когда воскрешает мать; а мать, оживши, опять возвращает ему детство.

Кирей Иванович Лошкарев. «Пут<ешествие> в человечество»

Рассказ: «Жизнь собств<енного> сочин<ения>»
Жизнь собств<енного> сочинения:
чел<овек> напивается пьян до беспамятства, творит без памяти разные дела, просыпается — ничего не помнит; другие рассказывают ему про его прекрасные дела, а он слушает с интересом — <утрач. >

Мечта о государстве, где нас<еление> бьет, издевается, колотит полицию, власть и пр.— и насел<ение> наслаждается.

Дочь Меньшикова, как очаровательное чудовище: маленькая ради сохр<анения> жизни большой, умной и подлой.

Чрезв<ычайно> важно Путешествие
«Надо идти именно туда, в сверхконкретность, в „низкую“ действительность, откуда все стремятся уйти».

Адреса и телефоны