14-ая книжка, 1935−1936 годы
В Якутии или где-то далеко было создано «Общество любителей одного узкоколейного паровоза», — там появилась и была только одна эта машина. Затем некотор<ые> члены этого об<щест>ва переделывали Москву и строили пр<очие> «чудеса техники».
Жене мужа влюбленный ин<остране>ц подарил беличье манто. Не зная, куда его деть, боясь мужа, жена заложила манто в ломбард, а мужу показала квитанцию, сказав, что нашла ее: интересно бы посмотреть, что за такое пальто-манто. Муж пошел получать пальто-манто по квитанции. Увидел, манто хорошее. Отнес в подарок его своей любовнице, а у любовницы взял ее ледащее пальто-плоскушку и принес жене. Жена, видя, что это не беличье манто, а обман,— в истерику. Муж в недоумении. Но жене беличье манто дороже всего, и она сложно признается, лишь бы возвратить манто,— действие развивается дальше.
Для «Москвы»:
Он, Сарториус, смотрел на других знакомых, привычных людей и думал: да они ли это, м. б., и они стали другими, не собою, как я — не я, незнакомый, некий.
Все упорядочение, «счастье» etc. мира есть гиперболическое воображение и практическая философия канцеляриста. Военное искусство тоже есть «канцеляризм».
Для Москвы
Когда он просил купить ему велосипед или еще что-нибудь, «дядя» ему говорил: вон у Сашки, Леньки уже есть велосипед, думай, что это твой, и Sartorius думал, что чужой велосипед — его, и был доволен, ездил в воображении на нем, смазывал, знал номер машины, занимался велосипедом больше, чем тот, у кого машина действительно была.
Студийский как тип человека, чисто послевоенной формации: контуженный и поглупевший, от этого добрый, кроткий, но с припадками злобы и отчаяния.
[Спор о [деньгах] золоте. Старик бегает за золотопромышленником вокруг печки, на печке лежит его старуха-хозяйка. Она говорит гостю — золотоиск<ателю>: «Поддайся, ты поддайся, не мучай моего старика, ножик вострый, ты сразу так и помрешь».]
Погода — пивная, спиртовая etc.
Какой-то странный долголетний сон.— Стойка вроде книжной, вроде «до востребования», я что-то и получаю и нет. Мне дают что-то и отказывают. Какие-то якобы мои рукописи, которые ценятся, но во мне они вызывают стыд. Двусмысленное отношение ко мне "стоечника«.— Бред, но страшный.
«Сорок лет спящий» — рассказ написать на мою дет<скую> тему.
Природа, она мила и добра тем, что наш[е]и первородн[ое]ые силы там и до сих пор действуют в чистоте, «наружи», близко к нашему пониманию, тогда как в людях это братское родство действия, душевной аналогичности скрыто, завуалировано тысячью условностей, искажениями социальной жизни, общественным коэффициентом.
Для Сч<астливой> Москвы
Жизнь своя стала чужой и еще представляет чужую вдвойне. т. е., будучи уже не собой, он еще добавочно жил чужой жизнью, в квадрате, т<ак> сказ<ать>,
т. е.— не думай сам, что это «т. е.»!
О [Вере] Наде, о сестре, ведь ее не любили в семье, не любил отец, равнодушна была мать,— и общественность, школа, советская власть были для нее все счастье, все — в отличье от враждеб<ной> семьи.
Напр.:
«Что-то не слышно твоего голосочка,
Затяни-ка песню, противная дочка!»
А «противная» потом умерла. Умерла.
Человек, не говоривший ничего, ни с кем ни слова, потому что слово, по его мнению, абсолютно бесполезно,— истинный чистый фашист.
Муж бьет жену. Входит на защиту другая женщина.
— Не бейте вы женщину, она ведь бедная... Битая:
— Не лезьте вы, пусть меня муж убьет. Только вы не лезьте.
Баба полная: напарит, нажарит, все на окно выставит: смотрите-глядите, все у меня есть, я горазда, квартира у меня чистая, все Я приготовила, мой муж Яшка на все зарабатывает, у нас дома счастье, смотрите, люди добрые, на наши окна, зайдите в горницу [на] через порог!..
Гроза на дороге из Воронежа в Задонск. Она расширилась до того, что в молниях приняли участие и звезды, и черные массы самого далекого неба,— я помню. Когда этот сон был?
Чтобы жить в действительности и терпеть ее, нужно все время представлять в голове что-нибудь [в чем] выдуманное и недействительное.
Ведь Сарториус — тень, второй человек действительного человека, и паразит чужой души, а она тоже... и все сцеплено в бред.
Сарториус даже обрадовался, когда потерял «свою собственную» душу, настолько она незначительная, мнимая (после «перестройки»). Он и раньше воображал другого, потому что самому-то жить нечем!
Что такое «сам»? — пустяк с головкой.
Конвейерные весы — акт экспериментальный, а не циферблатные весы.
Причем функция αβ не должна быть больше всего выражения (F = mv2/2)
Тайна Сарториуса есть тайна всего исторического челов<еческого> об<щест>ва: жить самому по себе внутри нечем, живи другим человеком, а тот тобой живет, и пошла, и пошла, и так вместе целые миллиарды.
Для Сч<астливой> Москвы
Он (Sart<orius>) еле мог представить самого себя из ничтожества, из неощутимой дряни материи.
Отсутствующие глаза у Sartoriusa.
Человек-тужилка, которому все кажется, что он не то сделал, а сделал бы иначе, было бы лучше. Не туда поступил работать, не по той улице домой пошел etc.
Жить внутри разом нечем, отсюда и все технические игрушки, все «творчество».
О животных надо тоже писать: у них много свободы воли, независимого ума etc.
[Раньше были акц<ионерные> К° и т. д., [теперь трест] раньше наживать это означало промышлять, торговать, теперь руководить.]
[Что-то гудит вдалеке постоянно, волнообразно: время ли, истина (забытая) или судьба.]
Любовь: она на 4 этаже, он снизу.
Он: Плюнь, ну плюнь сюда!
Она плюет.
Он ловит плевок в ладонь и съедает его.
О животных, о животных — целый мир свободы и счастья втуне лежит.
Пьеса «Чисто нервное»
Девочка, кончившая самоубийством (отравилась уксусной эссенцией, бывает, вероналом): «Дорогая мама, и т. д.» — многодетная, нечем кормить, не во что одеть...
У Склифосовского.
Медицина и кое-что etc. это есть тоже агитация, психовка etc., a вовсе не физическое вещевое воздействие.
Великая старуха руководит миром.
Мы разговариваем друг с другом языком нечленораздельным, но истинным.
В человеке нам нравится то, что относится не к нему самому (женщине, напр.), к природе (женщины).
Мещанин, а не герой вывезет историю.
Сучкова вдруг в истерике на празднике, напившись чаю.
Человек на велосипеде. К в<елосипе>ду прикреплено спереди огромный треугольник с портретами, с рисунком достижений etc. («Дикарь»)
В голод: лежит голодный, умирающий, воображает, что над ним мельница (часы на стене), он на мельнице,— мука, он занят, голода не чувствует, ему хорошо.
Д<ля> Узника.
Душа это тоже — постоянное представление другого человека и эксплуатация его, другого.
Не приняли роман — и руки и тело покрыли нарывы. Сломать человека легче, чем думают.
«Берег чугун для торгсина: золото, серебро, медь, потом чугун».
[Лучшее место]
Особенно он, Сартор<иус>, любил Каланчевскую площадь — эти люди, которые исчезают безвозвратно в поезде, последние полчаса они с ним.
Человек чрезвычайно неопределенный (!!) (Нарышкин)
Ск<олько> стоит конвейер Ск<олько> стоит мотор —
Для Сч<астливой> Москвы
Увидев бедную Лизу (нашу прачку),— не во что одеться, старость, побирушка, работа круглую жизнь,— я (Sartor<ius>) богатый, стал бедным, поклялся <нрзб.> стал работать нарочно хуже, потерял средства...
Рассказ про двух братьев — Малюченок — еда, кит<айское> земл<еделие>, череп в уборной.
Рассказ «Холодная металлообработка».
В пьянстве есть пренебрежение к себе, контрэгоизм etc.
Адреса и телефоны
Алпатов Лев Мих<айлович> — 2-95-73 (дом.), к 1/IX
Бюро краеведов — 1-42-09, в 5 ч. позв<онить>
Божинский — Миуссы, 1-64-16
Буданцев — К 1-34-32
Зелинский (Корн<елий> Люц<ианович>) — 4-90-45
Завод — Каляевска<я>, 1 остановка, на Селезневку,
1-й Щемиловский пер.
Валя — 37-60
Вр<ачебная> неотл<ожная> пом<ощь> — Д 1-75-99
Лунин Ст<епан> Мих<айлович> — Арб<ат>, 1-12-37
Литвин-Молотов — Арб<ат>, Г 3-94-29
«Нов<ый>мир» — К 0-95-02
Оболенский — 4-19-18
Инна Моисеевна Зусманович («Общественница», журнал) — 4-05-66
газ. «За индустриал<изацию>» — Цветной бульв., д. 30, 4 этаж