М. А. Кашинцевой

1921 г. Воронеж

Мария.

Я не смог бы высказать вам всего, что хочу, я не
умею говорить, и мне бесконечно трудно рассказать о самом глубоком и сокровенном, что во мне есть. Поэтому
я прошу прощения, что пишу, а не говорю (писать как-то
несуразно).

Простите меня за все и послушайте меня. Мария,
я вас смертельно люблю. Во мне не любовь, а больше любви
чувство к вам. Восемь дней мое сердце в смертельной судороге. Я чувствую, как оно вспухает во мне и давит душу.
Я живу в каком-то склепе, и моя жизнь почти равна смерти.
Днем я лежу в поле в овраге, под вечер прихожу в город и иду к вам. А у вас я как-то весь опустошаюсь, во мне всё
стихает, я говорю великие глупости, я весь болею и хожу
почти без сознания. Сколько раз я хотел вам сказать, что
ведь я не такой, какого вы немного знаете, я совсем иной.

Лунное тихое пламя выжигает из меня жизнь.
У меня никого нет, некуда пойти, и никто не поймет меня. Моя родина — луна. Я теперь не могу равнодушно
смотреть, как стоит дерево, как идет дождь. Через вас
я люблю всё больше и больше мир, звезды приводят меня
в трепет, а когда я с вами, я как мертвый, я холодею
и успокаиваюсь. И как мне ни хочется с вами говорить,
только безмолвие или простые детские слова должны
быть между нами.

Мария, вы та самая, о которой я одиннадцати лет
написал поэму, вы та самая победительница вселенной.
Я знал вас всегда. Вы сказали раз, что во мне много жестокости, а во мне много боли. Я и раньше всё сильнее
и страшнее чувствовал нестерпимую красоту мира. Вы же
конец всего. Вы моя смерть и мое вечное воскресение.

Может, я говорю пошло и глупо, но во мне поет
музыка, и мне больно и хорошо.

Я ничего от вас не прошу, я вам всё отдаю. Никогда я не притронусь к вам, если вы сами не захотите. Я грубый дикарь, это мне говорили и товарищи мои. Но я вырос в грязи и работе, узнал всё, что знают люди, аристократия мысли и искусства.

Это пишу без Жоржа. Он относится к вам поиному, гораздо легче, и преодолеет вас. Это он сам говорит. Во мне же сердце ходит всё туже и туже. Когда я шел
к вам один, то лежал на бугре перед этим и плакал. Вы не
знаете, наверное, что такое судороги сердца. Первый раз
я узнал это, когда нашел в больничном сарае мертвую сестру. Она лежала вечером на полу. Было тепло и тихо,
и я прилег с ней рядом и сказал ей что-то. Она лежала, замолкшая и кроткая, но не мертвая. Вы сестра моя, но безмерно дороже ее. Все силы затихли во мне, и я не могу передать словом, что дышит и волнуется сейчас во мне. Раньше я мог бы сделать это.

Я не знаю ваши отношения к Жоржу. Вы давно
знакомы. И во мне есть тревога, что я мешаю вам, врезался
клином и накалил атмосферу, мешаю искренности и простоте. Скажите мне про это. Я бы сразу разрубил этот узел,
но боюсь сделать больно вам и Жоржу.

Не жалости и не снисхождения я хочу, а вас и ваше
свободное чувство.

Переполняется во мне душа, и не могу больше говорить. Поймите мое молчание, далекая Мария, поймите
мою смертную тоску и неимоверную любовь. Только теперь я родился.

Есть мир, который создал когда-то я. Людям
будет хорошо там жить, но я ушел бы и оттуда. У меня
голова болит. Ночью я сочинил поэму, но для вас надо
изменить мир. Простите меня, Мария, и ответьте сегодня, сейчас. Я не могу ждать и жить, я задыхаюсь,
и во мне лопается сердце. Я вас смертельно люблю.
Примите меня или отвергните, как скажет вам ваша свободная душа.

Я вас смертельно люблю.

Я не убью себя, а умру без вас, у меня всё растет
и растет сердце.

Андрей Платонов.