Красному Воронежу

За убогою слободкой, где по пашням чернозема только пахарь век бродил, залп за залпом орудийный тишь мужицких хат потряс.

В вихре медном, раскаленном застонали лес и нивы; и приникли ниже травы, только тучки тень бежит...

Воздух мутный, пред грозою, накалился не дохнет.

Залп за залпом — и с просторов, будто сонных, задышала жаром в небо незнакомая вспышка острая тоски.

Марсельеза... На дороге в пыльном зное, в мерном шаге, в мощной массе, маршем быстрым в нетерпенье — за отрядами отряд.

И гудит под камнем камень, как под тяжестью свинца, от ударов темпа— марша, от восторга Марсельезы...

Будто в буре океанов, в смерти, гибели, борьбе, наша высшая надежда, праздник нового рожденья...

Отчеканенно и мерно бьется в ритме пулемет — и почти бежит, не дышит, на далекий зов отряд.

От железа, от асфальта, от бетона, от камней залп от залпа отражаясь острой мести жало — пламя кверху вскидываясь прямо электрической стрелой...

Всем единым коллективным сердцем чутким содрогаясь, весь в тревоге напряженной, город в муке ожиданья веру сковывает сталью много видевших штыков.

Будем слитны и едины и безжалостны к себе.

Только с сталью, вместо сердца, с мудрым мужеством сознанья и восторгом вдохновенья мы победу, славу гордых, в лагерь Красный приведем.

Пусть на Дон, на юг несется пятикратный луч звезды —

С песнью песней Революций, Марсельезой в буре боя, Красный город вспыхнул кровью, как надежда, рыцарь юный вдруг воспрянувшего мира.

В эти молнии — мгновенья мы над пропастью парили — мы, ведь, искра столкновенья двух сгорающих планет, двух скрутившихся, сцепленных, не взорвавшихся миров.

В гуле яростном, в смятенье есть единственный напев, неизвестный иль забытый, но единственный всегда — Птицей с телом нежной чайки он несется над землей, сеет в сердца истомленных веру в чудо воскресенья, в бесконечную возможность...

Обретется в век грядущий новой мощью напоенный дух бессмертный, дух мятежный, демон радостный, свободный — дух борца, дух коммуниста.