И. Т. Голякову
Октябрь 1939 г Москва
Председателю Верховного Суда СССР
тов. Голякову.
Получив теперь возможность ознакомиться с характером и существом дела моего несовершеннолетнего
сына Платона Андреевича Платонова, имею сообщить Вам следующее.
Дело касается пятнадцатилетнего подростка, к тому
же трижды перенесшего тяжелые операции — трепанацию
черепа, — оставившие в мальчике тяжкие психические
и физические травмы. К подростку, к больному мальчику
устанавливаются отношения, как к совершенно взрослому,
зрелому человеку. Ни один человек, знавший арестованного подростка достаточно хорошо, ни разу не был вызван
ни к следователю, ни на суд. Наоборот, к следователю вызывались юноши, лишь очень отдаленно знавшие моего
сына (а может быть, и совсем не знавшие его), но зато хорошо знавшие другого подсудимого, Игоря Архипова, —
ближайшие товарищи последнего. Они, конечно, были заинтересованы в том, чтобы выгородить, защитить своего
друга И. Архипова и очернить, оболгать моего сына, что
они и сделали. Это было тем легче выполнить, что все они,
и И. Архипов, и его друзья значительно старше моего сына и они между собою хорошо знакомы.
Мне известно, что на следствии был задан вопрос
моему сыну: что вас заставит сделать (или попытаться сделать) то-то. И мальчик отвечает на следствии: я совершенно морально разложился. Я не знаю, может быть, здесь неточна запись, но ведь это же абсурд. Нелепо даже записывать такие ответы пятнадцатилетнего подростка (тем более
доверять им), находящегося под стражей, испуганного
и больного. Что это значит: он морально разложился. Никогда такой фразы мальчик не мог произнести. Подросток
находится в переходном, трудном возрасте; кто не понимает человека в этом возрасте физиологически, тот не поймет
его и юридически.
В деле указано, будто мой сын пил алкоголь.
Я знаю моего сына со дня его рождения до дня разлуки
с ним. Ни я, ни мать ни разу не видели его в состоянии
опьянения. Допускаю, что те мерзавцы, под вредное влияние которых случайно попал мой сын, спаивали его,
одурманивали, провоцировали, разжигали в нем детское
самолюбие и мальчишеское влечение к позе и этим его
состоянием пользовались. Это было тем легче сделать, что
подросток не умел ни пить, ни курить, стало быть, эти
яды действовали на него тем сильнее. Возможно, что
именно в этом состоянии они подговорили сына написать
глупое, нелепое письмо, которое по смыслу совершенно
беспредметно. Ясно, что здесь мы имеем дело с форменной и отчетливой провокацией, совращением малолетнего
подростка. Но зачем жертву квалифицировать как преступника. К чему в невменяемость, использованную в провокационных целях, вкладывать понятие преступности.
Понятно, что он был в то время полностью невменяемым.
Невменяемое состояние сына легко объясняется малолетством, особенно болезненностью и последствиями перенесенных операций головы.
Другой момент, отмеченный в следственных материалах как «доказательство» морального разложения моего
сына, заключается в том, что мой сын два года назад будто
бы сделал попытку украсть пишущую машинку и часы —
вместе с другим своим более старшим товарищем. Однако
в этом деле, которое проводилось через народный суд, было выяснено полное бескорыстие моего сына и рыцарское
отношение к своему товарищу, который дурно использовал наивность моего сына (сыну было тогда всего четырнадцать лет). Сын мой непосредственно никакой кражи не совершал. Во всяком случае, упоминаемое дело не имеет
никакого отношения к нынешнему делу. То прошлое дело
закончено, и сын понес наказание (один год условно).
В деле фигурируют, кроме И. Архипова и моего
сына, еще шесть фамилий. Все эти люди, кроме одного,
друзья или знакомые И. Архипова и составляли его окружение. Мой сын некоторых из них либо совсем не знал,
либо знал очень мало, поскольку он и с самим Архиповым начал встречаться лишь за месяц до своего ареста.
Я узнал в семействе Архиповых возраст и некоторые
данные об этих лицах. Смирнову Сергею — 21 год.
Якубовскому Михаилу 25 лет, — он сын арестованных
и высланных родителей. Болтянскому Борису — 21 год.
Генину (сокращенно его зовут Яня) — 22 года. Московскому — неизвестно сколько лет, он учился в одной из
школ вместе с И. Архиповым. Карлсон Дмитрий семейству Архиповых неизвестен. Все эти люди, кроме неизвестного Карлсона, проживают, очевидно, в Москве,
и, кажется, все они свободны. Со слов родителей И. Архипова я понял, что Якубовский и Болтянский представляют из себя отрицательные фигуры. Сам я их никого
лично не знаю, но мне известно, что некоторые из них
вызывались к следователю, и я представляю, какая может
быть цена их показанию — в том числе и показаниям
осужденного И. Архипова — против моего сына, которого они все едва знали, а некоторые и совсем не знали.
Видимо, была кому-то какая-то выгода, чтобы развращать, провоцировать и губить советских подростков, подвергая одновременно их родителей жестокому отчаянию. Это мое твердое убеждение.
С моей точки зрения, следственный материал в отношении моего сына порочен и дело, беря его по существу и во всей его глубине, проведено неправильно, с нарушением основных принципов советского государства в отношении детей.
Полтора года, которые мой сын томится по тюрьмам, срок более чем достаточный, какой только может
вынести больной подросток. Поэтому я прошу Вас приговор в отношении моего сына опротестовать, а сына
освободить.
Приложение:
Адрес: Москва, Тверской бульвар, д. 25, кв. 27.
Андрей Платонович Платонов.