М. А. Платоновой

28 января 1927 г. Тамбов

28/I.

Мария!

Получил твое письмо от 25/I. Ты ошиблась: я написал тебе несколько писем. Разве ты их не получила? Проверь.

Отвечаю на твое деловое письмо. Неужели со мной можно говорить, только оскорбляя меня?

Читай внимательно и поступай точно — ради нашего общего интереса.

Почему прежде всего нужно издавать стихи, чтобы прожить 2–3 месяца?

Опять Молотов начинает волынку и канитель, чтобы я поскорее здесь подох.

Надо издать сначала 2 книжки моих, на которые материал полностью имеется:

1) Книгу мелких рассказов и

2) Книгу «Пустые урны» (могут назвать иначе) — последняя повесть для этой книги — «Епифанские шлюзы» — будет выслана через 2 дня.

Договора на обои <sic> книги можно заключать теперь же и теперь же получать по ним деньги.

Ни в коем случае нельзя ставить издание 2-й книги в зависимости от Пугачева. Вторая книга должна иметь то, что она имеет. Пугачев и по духу в эту книгу не идет и не пойдет. Это мое окончательное решение. Так Молотову и скажи. Нечего мне сусолить пилюлю. Дайте мне малое, а большое я сам возьму. Не тяните времени.

Что за чепуха? С тобой трудно переписываться. Всегда ты в удивлении и претензии.

Пугачева же я начал писать в Москве и читал тебе немного. Ничего не помнишь? Но дальше дело у меня не пошло: занялся «Эф<ирным> трактом» и «Епиф<анскими> шлюзами». Пугачева я буду писать долго и старательно, и мне нужно много материала к нему. Это роман, который я закончу к осени. Ни в какой связи он с издаваемыми двумя книжками не стоит.

И что за издевательство! Проси, пишешь мне, 175–150 р<ублей> за лист! Да пусть они хоть по 100 р<ублей> платят, но скорее! Потом я уполномочил на это тебя. Проси сколько хочешь, но в зависимости от общей обстановки. Не прогадай и не тяни. Лучше 1000 р<ублей> получить сейчас, чем 1500 р<ублей> через месяц. Советуйся с Молотовым в трудных финансовых делах. Но у него есть крупный недостаток (только для твоего сведения) — он — страшный волокитчик, ужасный волынщик и любит обещать горы золота умирающим людям. Бери синицу в руки, бей камнем в журавля на небе! И тогда ты поймаешь синюю птицу!

Титульный лист послал вчера.

Говори с художником — — — —

Это ты сделаешь хорошо.

Рассказы лучше не пускать в «Кузнице», а пустить в книжке «Мол<одой> гв<ардии>». Ты поступила совершенно правильно, сказав это Рубановскому.

На «Новый мир» плюю, на «30 дней» — тоже. С «Мол<одой> гв<ардией>» идет убийственно медленно. Пока солнце взойдет и т. д. А всему делу — Молотов: он и помощник, он и волокуша. Он всё хочет выпустить меня в свет обряженным красавцем, но я подохну, пока он меня управится одеть.

Пугачева не ждите — повторяю. Он только начат и будет кончен через полгода минимум. Отрывка я не дам, он бессмысленен и не нужен. Я хочу в Пугачеве работать для себя, а не для рынка. Будь он проклят!

Пиши ответ.

Я очень устал от болезни, которая только что оставила меня. Осталась одна головная боль. Черт с ней!

Живу плохо. Сократил более 50% своего штата. Идет вой. Меня ненавидят все, даже старшие инженеры (старые бюрократы, давно отвыкшие что-нибудь строить). Остатки техников разбрасываю по деревенской глуши. Ожидаю или доноса на себя, или кирпича на улице.

Я многих оставил без работы и, вероятно, без куска хлеба. Но я действовал разумно и как чистый строитель. А была грязь, безобразие, лодырничество, нашептыванье. Я сильно оздоровил воздух. Меня здесь долго будут помнить как зверя и жестокого человека. А где ко мне относятся лучше? Кто заслужил иного от меня отношения?

У меня есть одно облегчение — я действовал совершенно беспристрастно, исключительно с точки зрения пользы строительства. Я никого здесь не знаю и ни с кем не связан знакомством.