Володькин муж (Мои похождения на этом свете)

Машинист компаунд-машины «О» окончательно в разделку расторговался нефтью. Дальше хоть на волах тащи состав. Лил он бабам нефть прямо в корчажки, в чугуны, в дежки — во все, что имеет некоторую закупоренность, пустоту и что можно втупор же опорожнить от еды.

Почитай, вся волость тащила и волокла провиант и даже амуницию к карьеру, где грузился песок, на паровоз к Володькину мужу.

Володькин муж — это есть машинист. Прозвали его так потому, что он был как раз Володькин муж, на него и похож. Володькин муж брал все — не то что молоко там иль муку, а и всякое барахло, кофты, оловянные серьги, щи, монисто, пеньку, кочерыжки, а за сотку нефти просто целовал и щупал девок какие пожирней — тем и расквитывался по совести и тем никого не обижал.

Около паровоза, когда приезжал Володькин муж, всегда стоял табор народонаселения, тут пели песни и зажигали костры, когда вечерело. А девки ходили хороводом, аж подпрыгивали сиськи:

Володькин муж, упористый, невеликий ростом мужчина, стоял на тендере и от ублаготворения тихо и не спеша ухмылялся, ерихонился, и в утробе его тихо переливалось и прело продовольствие. За этот день он почавкал столько, что живот распух и пупок пропал: вся кожа на работу пошла.

— Хоть бы понос аль рвота прохватила, што ль, — думал уж Володькин муж. — А то што ж невтерпеж, ни вздохнуть ни рыгнуть...

И вдруг он рыгнул. Задремавшая было около тормозного рычага сваха Пелагеюшка аж привскочила, схватилась за юбку и одернула ее:

— Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его!.. За упокой новопреставленной Натальи, Федулы со чадами...

Горел костер, и отсвечивала гололыдая луна.

Сваха Пелагеюшка икнула и перекрестила во имя Отца и Сына и Святого Духа рот:

— Што, бабка! — опять с рыготиной вырвалось у Володькиного мужа, — ай поминает кто?

— Поминает, касатик, поминает. Поминушки у побирушки.

— Вот же вот. А меня поминает, аж кишка выпирает.

— Да это ты, касатик, обтрескался.

К Володькину мужу подошла какая-то цигарка. Оказался толстый и косой мужчина при жилетке и при часах. Муж стих.

— Слухай, Володимир супруг, меняй паровик!

— Што ты, черт, сколбасился?

— Суть тебе говорю. Полный сурьез мерикандую в карикатическом смысле...

— Што ты, дьявол, чертилин жлоб! Бельмастая гнида, плюху захотел!..

— Ей-ей нет... Очухайся! Сколь мучицы простого размола, если уж рассказывать так, а?

Володькин муж глянул ему в рожу, на архирея похож и воняет от него псиной какой-то.

— Постой, свечка, дай раскину...

— Ничего, с обожданием сурьезней.

Подошла бабка с творогом.

— Не ливанешь гаску, родитель?

— Валяй, валяй, еруха! Гас у меня за гашником.

Косой мужчина при жилетке вертел другую цигарку и думал о богородице.

— Ну даешь!., твое-мое, а мое у цыгана в сундуке, зимой в бредне... Ну, посусоль палец — и отмачивай!..

— Мыслительный вы человек, Володимир супруг, раз-два — и за кокошник. Десять, што ль, и без никаких! Как вы соображаете?

— Эх, да крой полным ходом без жезла, ошарашка! Звизнуть бы тебе, чтоб сычуг лопнул, мать твоя жабье брюхо... Песню мне теперь охота, аж чтоб ветер в звездах свиристел.

— А это можно певунью-мадамочку предоставить, — преподобно сказал косой. Клонилась и холодела луна, и охаживали руки в боки девки.