«Скудная пустошь…»
Скудная пустошь — далеко уходящая видимая бесприютность местного мира. Конец изгороди. Стоит распряженная большая арба. Арба покрыта животными кожами и походит на передвижное жилье. Около арбы лежит на животе Надежда Босталоева и пишет письмо, положив бумагу на полевую военную сумку.
Босталоева (проверяя написанное, напевает свои слова, и снова пишет). Дорогой мой друг Вермо… Целую тебя в косой зуб. (Нет, сразу не целуются, сначала занимаются делом, — потом уж). Дорогой мой друг Николай Вермо… Как скучно мне! Везде животные, везде природа лежит и я сейчас пишу тебе, лежу на животе… Здесь ничего нету, а нужен социализм… Я пробую себя за тело и чувствую как бьется во мне кусочек партии — мое сердце… Ты знаешь, Вермо, сердце здесь тоже сила, когда кругом бедность и тайное кулачество, и когда сердце верное… Но буду справляться, буду (чего же я буду?)… Буду любить конкретно свой класс и забуду тебя… Дорогой мой друг Николай Вермо… Как синее небо, влечет меня что-то… Может быть, это будущее время и будущие люди… Вермо, пойми меня, когда я сама себя еще не понимаю. Если ты для меня лучше всех, то значит есть бог и не будет социализма… Или — это глупость… Как я люблю тебя и твой конкретный косой зуб. Я всматриваюсь во всех людей — где бы найти такого же как ты, чтобы забыть тебя… Пиши ответ поскорее. Марок здесь нету, ты оплати в Москве. Мой дом, это кибитка на колесах. Прощай, прощай. Надежда Босталоева. Возвратиться раньше хотя бы фундамента социализма я не могу. Твоя Надежда. Обними меня во сне, когда я вижу тебя… (Поднимается, забирает принадлежности письма, говорит одна). Прощай, прощай… (удивленно догадываясь) Отчего мое сердце, мое чувство (берет себя за грудь) предано всей партии, а любит только одного члена? Что это такое — ошибка или диалектика?.. Я допишу письмо и спрошу его. (Уходит в крытую арбу).
Является профессор Умрищев — с небольшим чемоданом и портфелем. Пауза. Умрищев садится на чемодан. Пауза.
[Умрищев] Интергом. Ветры, травы, времена года, сны, ежедневное питание, еще эта старая стерва— любовь, бюрократизм… Как надоели мне эти пустяки жизни, боже мой, боже мой!.. Если б не большевизм, я кончил бы с собой где-нибудь в овраге.
Из арбы тихо выходит Босталоева. [Умрищев] Интергом не замечает ее.
[Умрищев] Интергом. Так хочется иногда забвения. Смотришь на какое-нибудь, даже дурацкое, лицо и думаешь: товарищ, дай я тебя поцелую. Но он отвернется — не кончилась, говорит, классовая борьба, — кулак мешает коснуться нашим устам…
Босталоева. Но он не отвернется…
[Умрищев] Интергом (вставая). Вы — например?
Босталоева. Я например.
[Умрищев] Интергом целует Босталоеву.
Босталоева придерживает его, удлиняя поцелуй.
Пауза.
[Умришев] Интергом. Благодарю вас, батрачка. Вы потрясли мой нравственный оппортунизм.
Босталоева. Я очень рада его трясти.
[Умрищев] Интергом. Скажите: вам не странно бывает существовать?
Босталоева. Нет. Для меня мир странный, а не я.
[Умрищев] Интергом. Возможно. Я вижу, что у вас хорошо поставлена массовая воспитательная работа.
Босталоева. Не очень — представьте себе.