Л. Савельев «Следы на камне»

В этой книге 238 страниц, но в ней, в сокращенном виде, изложена другая, более великая по смыслу и большая по объему, книга — вся наша Земля. Земля наша представляет из себя тоже книгу, и прочитать ее можно, хотя и неизмеримо более трудно, чем книгу, отпечатанную на бумаге. Академик Обручев говорит в предисловии к книге Л. Савельева: «Разнообразные пласты земной коры представляют собою огромный архив, летопись минувших миллионов веков, события которых зарегистрированы разными знаками; нужно только научиться разбирать эти знаки, чтобы прочитать страница за страницей историю Земли и жизни. Читатель, интересующийся этой историей, может сделаться следопытом, научиться разбирать и толковать „следы на камне“, оставленные реками, озерами и морями, ледниками и вулканами, растениями и животными минувших времен».

Книга начинается с описания тех времен, когда Земли вовсе не было, и не было ее сестер и братьев — других планет Солнечной системы, и солнце было одиноко. Но вот произошло «страшно редкое в жизни вселенной событие» — неизвестная звезда прошла столь близко от Солнца, что, в силу тяготения, вызвала из Солнца огромную волну солнечной материи, из которой (из материи) впоследствии образовались все планеты, все окружение Солнца.

С этой прекрасной гипотезы, изложенной к тому же превосходным лаконичным языком, начинается повествование книги. В этой первой главе книги есть, к сожалению, одно упущение. Автор не сообщил, что он излагает именно гипотезу о происхождении Земли: он же ведет изложение как научную, неопровержимую достоверность, и лишь в конце своего рассказа спрашивает: «…где теперь та звезда, виновница рождения Земли?.. Мы не знаем сейчас этого. Наверно, мы когда-нибудь это узнаем». Это слишком ответственно сказано, потому что, возможно, мы никогда этого не узнаем — по той причине, что этой звезды, вырвавшей из Солнца часть его вещества, может быть, никогда не существовало. Ведь автор излагает лишь гипотезу — одну из многих, — а не научную теорию. И хотя эта гипотеза одна из новейших — нельзя сказать, что она самая истинная и совершенно доказанная. Нельзя, например, достоверно сказать — по современному уровню знаний, — произошла ли Земля и другие планеты именно из солнечной приливной волны, вызванной «прохожей» звездой, или, наоборот, солнце безвозвратно вырвало материю из этой звезды, проходившей мимо; да и всегда ли было спокойно наше Солнце? — в результате внутренних физических процессов оно однажды могло исторгнуть из себя столь могучий и дальнодействующий протуберанец, вещество которого уже не возвратилось обратно; где же будет тогда искомая звезда — наша родоначальница? Все планеты нашей Солнечной системы, наконец, могли быть наследниками второго солнца, ибо большинство звезд нашей галактической системы, как известно, двойные. Но это все будут только гипотезы.

Поэтическая прелесть книги, материалом для которой служит наука, не составляет всей и полной ее ценности: для нее необходима, кроме поэзии, сама наука в ее строгом смысле.

Мы привели это возражение не ради упрека. Мы хотели указать, что изложение одной лишь гипотезы о происхождении Земли, вместо нескольких, — столь же поэтических, как и та, что изложена автором, — обедняет книгу. Истинная наука, когда она еще не достигла достоверного результата в своей работе, должна обладать сильнейшим свойством, так сказать, прельщения и возбуждения умов — способностью мобилизации многих людей на помощь служению истинному представлению о мире.

Далее автор, почти на всем пространстве своей книги, широко и умело пользуется этим методом «прельщения» умов читателя на сторону науки, что чрезвычайно важно и полезно, что позволяет говорить об этой книге как о произведении, в котором обаяние ее стиля равно значительности ее содержания. Вот для примера несколько цитат из третьей главы:

«Ни солнца, ни звезд в те времена никогда не было видно. Толстые грозовые тучи застилали небо. Почти беспрерывно раздавались раскаты грома. Точно вечная ночь стояла над Землей. Только молнии короткими вспышками прорезывали тьму, да от раскаленных потоков лавы шел яркий свет. Иногда, покрывая раскаты грома, раздавался вдруг невероятный грохот. Это какое-нибудь небесное тело, какой-нибудь несчастный близнец Земли, захваченный ее тяготением, прорезал толщу туч падающей звездой и ударился оземь… Часто падающие звезды попадали в (первобытный) океан. Тогда они вздымали в океане огромные волны, самые большие волны, которые были когда-нибудь… Наконец, через много лет, Земля стала встречать на своем пути меньше и меньше падающих звезд. Материки к тому времени уже совсем застыли. Вода в океанах больше не кипела. Облака стали реже. Из-за туч выглянуло Солнце… Земля стала спокойнее и уютнее… только теперь, когда утихло волнение первых времен и спал невыносимый жар, только теперь могла появиться на Земле жизнь».

Кратко, но отчетливо сообщается в книге о разных способах измерения геологического времени и с той же отчетливой ясностью ведется дальнейший рассказ — «о великом архиве, который находится у нас под ногами», о геологическом архиве, в котором книгой служит сама Земля «с ее отложившимися один поверх другого пластами», словно страницами этой книги. Земля сама для себя является самым точным и беспристрастным летописцем; она ничего не забыла и все записала; человечество учится все более правильно читать ее глубокие, полные тайного смысла знаки и печати. «Водоросль, качаясь, прижалась ко дну, и вот мы находим через миллионы лет на сланце тонкую полоску — ее отпечаток. В незапамятные времена червяк совершал свое путешествие в земле, — мы находим его ход, длинную пустую трубочку в окаменевшей породе».

Но листы в книге Земли оказываются перепутанными, и чтение ее очень осложняется: сотая, скажем, страница лежит вдруг наверху, а первая спрятана где-то в глубине книги Природы. Кроме того, эти страницы — «пласты смяты, исковерканы, выгнуты, поставлены вдруг наискосок, разорваны на куски и разбросаны в разные стороны, перекошены и вздыблены друг на друга». Эту книгу до нас «прочитали» и перепутали гигантские силы, таящиеся в глубинах Земли и проявляющиеся наружу. Но для целей познания спутанные страницы Земной книги — не зло, а добро, ибо сама смещенность земных пластов есть тоже своеобразный способ записи действовавших земных сил, и эту запись также должны прочитать геологи.

Как же, однако, и почему появилась когда-то жизнь на Земле? Когда начало жить самое первое существо?

Автор отвечает на этот вопрос таким образом. — «Очевидно, в те давние времена на Земле могли происходить такие химические процессы, которые теперь уже не происходят. Ведь тогда на Земле были совсем другие условия: иной климат, иная влажность, иной состав воздуха. И вот эти-то — нам еще пока неизвестные в точности — химические процессы и привели к тому, что где-то на Земле частички вещества приобрели новое удивительное свойство — жизнь».

Такое объяснение недостаточно: оно слишком общее, слишком механистическое. Земля произошла раньше жизни, однако автор нашел возможным изложить одну гипотезу для объяснения ее происхождения. Для объяснения происхождения жизни следовало бы также привести одну или несколько гипотез и кратко изложить сущность работ новейшего времени, которые ведутся в расчете создать «из неживого живое». Ограничиваться же словами, «что где-то на Земле частички вещества приобрели новое удивительное свойство — жизнь», — слишком убого для автора, владеющего и большими знаниями, и воображением художника. Наука не чуждается ни фантазии, ни догадок, ни гипотез — пусть от них затем придется отказаться, вследствие приближения к объективной истине, — особенно она не чуждается их, когда необходимо «прочитать» самые первые, самые трудные и самые интересные страницы жизни и Земли. И нельзя говорить — «нам еще пока неизвестные в точности химические процессы», — потому что, если эти процессы неизвестны в точности, стало быть, их можно изложить хотя бы приблизительно, пусть неточно, и то было бы довольно. Они же, эти процессы, почти обойдены изложением вовсе.

Далее, где излагается история живых организмов, прочтенная уже по «следам на камне», автор ведет повествование с обычной для себя художественной энергией, организующей огромный научный материал в живописную картину.

В этом отношении книга Л. Савельева представляет большую ценность. Она учит наших юношей тому, чего они еще не успели узнать, она учит наших стариков тому, чему они не учились.

Автор заканчивает свою книгу словами: «Мы сами живем сейчас в такое время, когда совершается величайшее событие в истории Земли: человечество впервые начинает по собственной воле направлять свою историю…»

Этот момент, когда мы по собственной воле начинаем направлять свою историю, равнозначен, принципиально говоря, моменту происхождения жизни на Земле. Автор это понимает. И мы тоже понимаем.

Из уважения к его большому пониманию, мы хотели бы, чтобы он тоже понял, что наши возражения имеют существенное значение. Мы просим поэтому, чтобы в следующих изданиях книги Л. Савельева автор понял основательность наших возражений и понял необходимость удовлетворения нашей просьбы.