Вольтова дуга (Рассказ об ударниках-изобретателях)
Вокруг Павлова Посада расположены сырые старые леса. Смутный воздух томительно стоит над ними в весенние парующие дни. Это обозначает обилие влаги в здешних великих низинах природы. Глубокие, умолкшие впадины так же прекрасны на земле и так же задумчивы, что и горные цепи.
Девять-десять лет назад в той же местности, которую мы описываем, не было ничего, кроме вековой природы; единственным посторонним звуком здесь был голос церковного колокола, который пел над лесами и болотами каждый вечер — о том, что мир вечен и непобедим, а жизнь безнадежна; единственным человеком здесь был либо бредущий странник-богомолец, либо монах, либо красная девица с узелком подарков, который она получила в лесной часовне за монашескую любовь.
Церкви в лесных посадах и селеньях стояли неподвижно, рассчитанные на вечность, потому что тогдашние люди, строившие храмы, полагали, что движенье мира прекратилось, и остались только они одни. Но в стороне от этих лесов и мировых низин собрался пролетариат и в болотах поспел торф.
Инженеры Классон и Кирпичников некогда прибыли сюда по лесной дороге и рассказали потом
Если раньше торф добывали десятками или сотнями тонн, сжигая его в избах и в мелких теплосиловых установках, то для электрификации, для социализма потребовались сотни тысяч, миллионы тонн торфа. Копать его вручную или несовершенными кустарными машинами было уже нельзя, — потребовались бы многие десятки тысяч болотных рабочих. Люди были бы обречены на тяжкий нездоровый труд, и торф обошелся бы дороже антрацита.
Классон задумался над этой задачей — и совместно со своими помощниками, при вдохновляющей поддержке
— Но все же задача безлюдной, быстрой и дешевой добычи торфа решена только наполовину! — печально сказал мне электрик тов. Р., когда мы шли с ним мимо Скворцовского участка торфоразработок.
Тов. Р. указал мне на сотни согбенных торфяниц.
— Вот он, наш женский, технически отсталый Донбасс! — сказал Р.
В громадной впадине совершался упорный, ударный и терпеливый труд. Это было поле разлива, формования и сушки торфа. Размытый, размельченный торф в виде жидкой каши был подан сюда трубою, распространился громадным слоем, подсох и теперь обрабатывался вручную.
Мы подошли к ударной бригаде торфяниц. Человек десять-пятнадцать крупных молодых женщин работали с экстренной скоростью. Воодушевление быстроты, улыбка упрямства была запечатлена на некоторых лицах, несмотря на томление однообразного труда.
— Как работается? — спросил Р.
Бригадирша М. выпрямилась и оглядела нас:
— Чего рты разинули? Небось о пятилетке громче всех кричат, а сами без дела ходят!
— Отдохни, матушка, — ответил бригадирше Р.
— Некогда нам отдыхать… Ты видишь, — М. указала на трубы электростанции, — она дымит и дымит, а в Борогодске ситцы от нее прядут… Небось сами шумели: бабы, будьте хозяйками государства, а как станешь — то приходят, стоят и удивляются…
Она нагнулась вновь и позабылась в терпении ударного труда. Мне стало жалко, что эти люди тратят свою жизнь на черный труд.
Их работа состояла в сущности в перекладывании торфяных кирпичей с места на место. Сначала отформованные торфины-кирпичики собираются в пятки́, то есть складываются по пять штук. Затем — в клетки. Из клеток в штабеля. А из штабелей идет погрузка в вагоны подъездного пути. Таким образом, каждый торфяной кирпич бывает в руках работницы четыре раза, — вот так с ним нянчатся. Это необходимо для просушки торфа. Для такой работы на одних Классоновских торфоразработках требуется несколько тысяч работниц.
— Вы поняли, в чем дело? — спросил меня Р. впоследствии. — Добыча торфа механизирована, а поля сушки и погрузки обрабатываются вручную. Нам требуются тысячи работниц, у нас сейчас не хватает целых трех тысяч… Но ведь наступает социализм, человек все более дорожает, — разве можно развернуть настоящий темп торфодобычи посредством ручного черного труда, посредством четырехкратного перекладывания каждого торфяного куска?!
Я объяснил товарищу, что пока мы не знаем и не в состоянии ввести другого способа торфодобычи, полностью механизированного, — мы обязаны развернуть добычу торфа сильнейшим темпом, используя то, что есть, — механизмы и ручной труд. На этой точке зрения стоят все ударные бригады торфяниц. Они тоже отлично знают, что есть высший машинный способ труда, но пока мы этого способа не знаем или не в средствах его осуществить.
— Новые методы труда сами не появляются, — сказал Р. — Их надо изобретать и испытывать.
Мы снова подошли к агрегатам, один из которых давал сжатую воду для размыва торфа, а другой — всасывал растворенный торф и перекачивал торфяную жидкость на поля сушки.
Главное вещество, которое понижает теплотворность торфа, с которым ведется тяжелая борьба и торфяницами, и инженерами-тепловиками, есть вода. Торф содержит в себе громадное количество влаги; изгнать ее — составляет первостепенную задачу, ибо при 40% влаги торф уже не горит.
Гидравлическое же добывание торфа превращает торф почти в воду, что затрудняет процесс его сушки, и без того тяжелый, зависящий от погоды
— Гидроторф не диалектический способ работы, — выразился т. Р. — Ведь торф важно не только добыть, но и высушить, иначе он — не топливо. А здесь, на гидроторфе, ради добычи пожертвовали сушкой.
— Гидроторф — великое прогрессивное производство, — сказал я. — Он снял тысячи людей с мрачной работы по копке торфа, он заменил эти тысячи десятками…
— Гидроторф, конечно, великое движение, — ответил Р. — Но чтобы это движение продолжить, надо перейти на другой способ добычи, который совмещал бы в себе не одну добычу, но и сушку торфа, хотя бы частичную. С водой надо бороться не водой, а высокой температурой, — это и будет техническая диалектика…
Высоковольтные сети висели над болотами, на земле лежали кабели к механизмам и гудели маленькие торфовозные поезда, на которых люди сидели, как великаны. Из-за сосновых вершин музыкально звучала напряженно работающая ГЭС; ее пение не прекращается над здешними лесами уже много лет. Нежные мачты передач и покойные, неподвижные даже на ветру, провода находились над глушью дремлющей земли как техническая греза, и нельзя было отойти в уме от памяти того далекого грустного времени, когда
Вскоре мы с тов. Р. пришли в торфяной поселок, и я познакомился с новыми друзьями — Т. и К.; один из них был электриком, другой слесарем. Слесарь К. ранее работал по электросварке. Про гидроторф он сказал, что способ хорош, однако «не вполне диалектичен, не отвечает эпохе социалистической скорости».
Тов. Р. и новые двое людей были ударниками. И я заметил в них то особое состояние, которое в более смутном виде наблюдал и в других ударниках. Это состояние можно назвать задумчивостью, терпением мысли над задачами социализма. Объяснить же задумчивость ударников следует скоростью и усердием их труда, — это накапливает в них быстрый и глубокий опыт производства, а опыт возбуждает творческую мысль. Таким образом, ударничество становится причиной технического творчества, поскольку ударничество дает человеку ускоренное восприятие, ускоренное переживание сопротивляющейся природы.
Тройка ударников, по почину тов. К., бывшего электросварщика, задумала применить для добычи, формовки и подсушки торфа — вольтову дугу.
Товарища К. эта идея уже не оставляла круглые сутки. Он был теперь равнодушен и скучен к личной жизни, давно не был в семье, потерял аппетит к обеду, и на лице его выступили желтые пятна мучения и плохого сна. Он страдал не столько от трудности изобретения, сколько от сознания расточительности труда при существующих способах добычи торфа. Он думал по техническому поводу, а мучился по социальному.
Тов. К. в свое время резал металл вольтовой дугой (температура дуги может доходить до 4000°), и металл расшивался под дугой, как деревенское рядно. Теперь он и его товарищи считали необходимым применить вольтову дугу для торфоразработок.
Электрическая горелка, специально сконструированная, способна, по мнению изобретателей, резать торф как тесто. Разработка должна вестись карьерами; торф режется пламенем сначала по вертикальному сечению пласта, затем сверху, с дневной поверхности, проводится общий вырез. Резка по вертикальному сечению производится четырехугольными фигурами, — таким образом, когда делается верхний продольный вырез, то торф отделяется из залежи. При этом он уже имеет правильную форму, — такую, которая наиболее выгодна для транспорта и сжигания. Больше того, во время вырезки торфа вольтовой дугой происходит подсушка его, поскольку по сторонам каждой торфины бродит крайне высокая температура. Насколько велика эта сушка — трудно сказать прежде практики. Во всяком случае она не мала. Возможно, что она будет совершенно достаточна. Тогда торфины из карьера будут прямо грузиться в вагончики, посредством передвижных элеваторных конвейеров. Если подсушка режущим пламенем будет недостаточна, то в пределах элеваторного конвейера должен находиться пресс, который назначается для отжима из торфин излишней влаги. После пресса торф, не задерживаясь, непрерывным потоком грузится в вагончики. Но по соображениям тов. К., вольтова дуга вполне достаточно подсушит торф и добавлять пресс не придется.
Но это в сущности не столь важно. Важно то, что при «вольтовой» торфоразработке навсегда ликвидируются громадные поля разлива и сушки торфяной массы; уничтожается многочисленный черный труд; вводится целиком механизированная работа немногих людей; торфяной ударнице дается в руки вольтовая горелка, и сама она, работница, освобождается от однообразного, малопроизводительного труда. Ведь надо понять наше впечатление от тягости торфяного труда, — оно заключается в том, что делается совестно зажигать электричество: настолько велик труд для добычи топлива и тока.
Неизвестно, как выйдет изобретение тов. К. Никаких опытов еще не произведено, есть одно лишь «страстное желание» и мучительная мысль, согретая революционной необходимостью.
Тов. Р., электрик, считает, что вольтова дуга будет иногда зажигать торф. Товарищ же К. отвергает эту опасность — вольтова дуга будет задерживаться в каждой точке очень незначительное время, мгновение, так что тот лишь подсохнет, а не загорится. Но если даже торф будет поджигаться, и то не страшно. Вблизи есть масса воды; довольно будет смочить затлевшуюся сверху торфину перед конвейером, и вопрос решен. Однако и смачивание можно механизировать — посредством устройства изливающейся водяной струи в начале конвейера.
По расчету К., способ добычи и подсушки торфа вольтовой дугой уменьшит потребность в рабочей силе, против теперешнего количества на гидроторфе, в три-четыре раза. Себестоимость должна понизиться раза в два. Весь фронт работ концентрируется и сужается. Добыча, сушка и погрузка объединяются в один процесс. Кроме того, начнет применяться почти исключительно квалифицированный труд — это даст возможность тысячам женщин получить квалификацию и повысить заработок.
— Как относятся к вашему проекту ударницы? — спросил я у К. — Говорили вы с ними?
— Да, — сказал К. — Они говорят: сделай хоть что-нибудь маленькое, да покажи, — тогда мы тебя, говорят, на руках вверх подымем, чтоб ты обрадовался. А если обманешь, то мы засмеемся, а ты заплачешь…
Мы не в силах вынести оценку предложению тов. К. Но если оно целесообразно, осуществимо и даст хотя бы половину того эффекта, на который рассчитывает изобретатель, то в торфяном деле, в низинах «женского Донбасса», в добыче энергетического сырья произойдет революция, не меньшая, чем та, которую совершил Классон при
Наблюдая ударников, слушая их слова, чувствуя тревогу их мысли о будущем производстве, можно не понять той вольтовой дуги, которая должна дешево, быстро и сухо добывать нам торф для электрификации, но можно ощутить в этих людях то, что важнее торфа и способа его добычи, — «вольтову дугу» их творческого напряжения, которое создает в них партия пролетариата и электричества.