Дураки на периферии
Акт I
Русская уездная квартира: комната, кровать, письменный и обеденный столы, радио шипит без толку, две двери, два окна.
Сумерки.
Глеб Иванович, письмоводитель милиции в полумилиционной одежде, болезненный человек, и Марья Ивановна, обильная женщина. Играют в козла. Радио.
И вот, все пишут и пишут газеты: книги в массы, радио в массы, автомобили в массы… там что еще, — культуру — тоже в массы… Прямо как кирпичи летят. Это им сверху так кажется, что внизу массы, а на самом деле эти массы и есть отдельные люди, вроде меня, и даже любящие… Козлом вы остались, Марья Ивановна. И, например, любовь. Вам сдавать, Марья Ивановна. Выйдешь в поле, птички поют, луна держится. А в милиции у нас сапогами пахнет. И все приводы и приводы — пьяных. А пьяные все знакомые, и регистрируешь на память: лучше б они не приходили… Хожу под вас с пикей, Марья Ивановна. А вы говорите — жизнь! Грущу я все время от ваших слов, Марья Ивановна, и собираюсь в губгород уехать — на время, конечно, так как не могу от вас своими силами оторваться…
Грустный ты человек, Глеб Иванович. Надоели вы мне все, скорбящие. Хоть бы ты скорее в начальники выходил. Живу я среди вас, и презираю.
Бью валетом.
А я бы с моим удовольствием в милицию поступила. Я бы ваших пьяных сразу всех в православную веру поставила бы. Сама бы ходила с револьвером, в сапогах и в галифе. Пила бы за всех пьяниц сразу и любовников выбирала бы по своему усмотрению, которые нравятся… И ездила бы верхом, как начальник милиции.
Что это вы говорите, Марья Ивановна, какие слова вы все повторяете… Берите вини.
А когда ты мне чулки принесешь? — вторую неделю обещаешь.
Входит муж Иван Павлович, пожилой человек, уезженный временем, с неимоверными усами.
В козла играете? — а коз небось не подоила? Здравствуйте, Глеб Иванович. (Указывает на радио.) Заткни дьячка.
Мое почтение, Иван Павлович, — как поживаете?
Спешу… Маша, убирайся скорее. Сейчас отзаседает текущие моменты и явится…
И как теперь выражаются: вы не знаете, Иван Павлович, как, например, моменты могут течь?
Как они текут, меня не касается. Сейчас комиссия придет, отзаседает моменты и придет.
Какая комиссия?
Узкий состав охматмлада, — охрана матерей и ихних младенцев… А вы разве не знаете? (К Марье Ивановне.) Придет обследовать социальное положение, основные статьи нашего бюджета, как живем и на что расходуемся. Убирайся лучше. Чтобы пострашнее было.
А мы тут с Марьей Ивановной обсуждали про милицию. Очень хочется ей стать милиционером.
Она еще и не такого захочет, только допусти ее до нашего уровня положения.
Свами захочешь… А доктор документ дал?
Дал. Беременна. Вставай, убирайся лучше.
А раз я беременна, убирайся сам.
Опять скандалишь?
Раз я беременна, мне двигаться невозможно. Ты мудришь, а я тебе не потатчица в твоих мудрованиях.
Марья Ивановна, вы беременны?
Иван Павлович учиняет в доме малый погром, растаскивает стулья, вынимает грязную ветошь, переворачивает некоторые вещи вверх дном.
Иван Павлович, объясните толком причину происхождения комиссии.
Катька, иди помогать отцу! (Глебу Ивановичу.) От первой жены в дореволюционный период…
Входит двенадцатилетняя дочь Катя.
Положи на стол вареной картошки, со шкуркой. Ешь жмых. Кинь шубу на кровать.
Катя приносит старый кожух. Иван Павлович и Катя работают над расстройством квартиры, лишь на письменном столе наводя тщательный порядок.
От первой жены в дореволюционный период у меня суть трое детей. Один на рабфаке, другой сын остался расти при старой жене, когда мы развелись. Катька при мне. И я считаю — прилично и достаточно. У немцев есть «цвай-кин-дер-системе». После революции я рожать не могу. Я получаю по седьмому разряду семнадцатиразрядной сетки, а нагрузку от меня отняли. Пускай рожают руководящие лица. Я родить не могу.
Да вам и невозможно, Иван Палыч.
А вот есть стихи, пионеры поют:
По неизвестным никому причинам
Постановила нарком Коллонтай,
Чтобы рожали только мужчины,
Хочешь не хочешь, лопай, а рожай.
Цыц, ты!.. Это только так говорится, что женщины рожают. А теперь, хотя в городе и равенство на женщин, а все расходы на мужчинах. Ты эти песни брось, я их уж слышал по трубе из Москвы… Унеси стул, принеси вместо него ящик, — не до стихов тут.
Катя уходит со стулом.
А ты смотри в окно, слушай комиссию… Целое учреждение по одному делу придет, и бесплатно. Человек теперь дорог, особенно пока он рожаться хочет…
Так чего же вы желаете, Иван Павлович? — комиссия-то тут при чем, раз вы правовые родители?
Чего я желаю? — я желаю — не родить. Я уже родил свою норму. А без комиссии нельзя сделать аборта, на основании обязательного постановления. А закона нарушать я не могу — по своим политическим убеждениям: иначе меня со службы тихо выкинут. У нас есть законное постановление во все-уездном масштабе, что аборты можно делать только с разрешения охматмлада.
Иван Павлович, да ведь это же против естества, против мировидения.
Естество здесь ни при чем. Естеством одни собаки живут, а мы люди, наше дело — социальные условия.
Ну, а вы-то, Марья Ивановна, вы-то? — где же ваша доля? — вы ведь будете вроде мамаши?
А ну вас, у меня в голове от ваших разговоров целый гул гадов… Иван Павлович меня прямо загонял бюджетом. Уйду я от вас в разбойники: у вас все силы не на жизнь, а на учет уходят, а мне одна домашняя доля остается…
Папаня, там целых два ящика. Только я их не дотащу, — ты иди волоки, я тебе покажу.
Иван Павлович уходит за ящиками.
Марья Ивановна, что же вы мне не сказали, что у вас ребеночек-то будет! — ведь ему особое питание потребуется… Ведь я вижу, что Иван Павлович не способен родить, ему революция душу отшибла. Ребеночек-то ведь мой получается… Марья Ивановна, сподвижница, — ведь ребеночек-то, получается, наш с вами, мой то есть… Да ведь я для этого факта… Марья Ивановна, — наш?! Марья Ивановна, сподвижница сердечная, — наш?! Вы родить не бойтесь, все родят, и ничего, службу получают и живут до старости. Я от вас никогда не отлипну, буду как страстотерпец при вас. У меня все принципы повысились до высшего разряда… Наш?!
Может, и наш. Знаю, что мой.
Ну, а как же ты — родить-то — будешь? — к чему эти комиссии-то?
А пущай мудрит, может, льгота какая будет. Двинуться мне некуда от вас, а то бы я вам показала, как бедной женщине родить!
Ну его с комиссиями. Давай вместе жить по всем принципам и в теплой тишине.
Подождем — увидим. Нашелся тоже родитель по шестому разряду. Я у тебя две недели чулки просила. Вон какие фильдеперсовые поступили в епо, а ты — принципы!.. То всеобщая равная свобода, а то принципы. Ты что — по принципиальной моральности в любовники ко мне влип?
Иван Павлович волочит два ящика и устанавливает их около стола.
Идут! Стой улицы! Маня, ляжь, вроде как нездоровится, вроде как тошнит. Глеб Иванович, сядьте к столу, читайте любую книжку, а я буду работать, — на службе всего не поспеваешь. (Садится к столу, листует бумаги.)
Марья Ивановна ложится под бушлат.
Пауза.
Вот в газетах пишут, Иван Павлович, — радио в массы, чудеса науки и техники в массы, прочие отношения — тоже в массы. Только успевай ловить. Я, конечно, понимаю, что вас принцип мучает с абортом, но, думаю, надо подойти к вопросу индивидуально, без массового масштаба. Швырнуть ребенка в массы нельзя, он в воздухе растворится, как падучая звезда.
Мы живем в настоящие времена, а не в будущие. По нашим временам человек должен выполнять общественные функции, а также лично жить и наслаждаться. Я послужил для общества тремя детьми, а теперь служу счетной работой.
Пауза.
Ая бы, Иван Павлович, все-таки родил бы…
Ну, и родите на здоровье, а этот вопрос оставьте открытым, как внутрисемейного происхождения.
Пауза.
Вот в губернском органе пишут, — рачья чума кончилась.
Чего?
Опять раков есть будем. В газете написано, — кончилась рачья чума. Пятнадцать лет продолжалась и самостоятельно кончилась без научных забот. За это время дети выросли, не видя раков.
Пауза.
Ато вот у нас в Заречье, — мужики, со зла на кооперацию, сельским сходом магазин Госспирта закрыли. Плавают теперь за водкой через реку на пароме. Большая опасность для милиции. Многие тонут… Организовать бы у нас общество спасания на водах.
Глеб Иванович, у меня новый ребенок в едоки просится, а вы мне спасением раков голову морочите.
Уйду от вас, чертей, в разбойники, в леса, в атаманы, в батьки и матки.
Опять скандалишь? Упорядочь ты себя, пожалуйста, хоть для комиссии!
Жила бы в лесу и пела бы песни. Налетела бы набегом на ваш город, взяла бы его в плен и супруга моего либо к стенке, либо в золоторотный обоз, заниматься учетом контроля. Я бы тебя, учетного беса, каждое утро по морде бы била.
Опять скандалишь?
Надоели вы мне все до скуки. Прямо от петли живу я с вами!..
Идут! Что мне делать?!
Садись, учись! — Марья, Христом-богом тебя умоляю от чистого сердца, — не скандаль при комиссии!.. Лежи и болей!
Входит комиссия: председатель Евтюшкин Карп Иванович, сухоречивый человек, бывший санитар; секретарь Ащеулов Василий Степанович, бородатый выдвиженец, и член комиссии Лутьин Данил Дмитриевич, ротный лекпом. У двери становится во фрунт женщина-милиционер.
Мое почтение!.. (Официально.) Здесь проживает. .
Здесь проживает гражданин счетовод Башмаков с женой и семейством?
Да-с, я и есть Башмаков… Моя фамилия произносится вслух — Башмаков… Чем могу служить? — удостоверение личности прикажете предъявить?
Комиссия садится в шапках вокруг стола. Члены держат в квартире себя, как татары в Древней Руси.
Не требуется. Мы есть узкая комиссия охмат-млада. От вас поступило заявление о желании применения аборта к вашей супруге. Врачебная комиссия, освидетельствовав вашу супругу, нашла ее состояние здоровья в полном блестящем положении, и даже констатировала, что даже полезны дети от таких блестящих густых матерей. Нам теперь надо обследовать ваше матерьяльное положение, поскольку вы есть член профсоюза и ссылаетесь на имущественную маломощность… Товарищ Ащеулов, пиши протокол. Товарищ Лутьин, приступи к осмотру движимого и его санитарного состояния. На дворе скотины никакой не имеется?
Лутьин лезет под кровать, под столы, тащит рухлядь, нюхает вещи и пр.
Имеются две козы.
Цыц!
С ягнятами?
Пять козленков. У коз ягнят не бывает. Они не коровы.
Цыц, ты!
Не мешай, девочка, делу. Ты учи свои уроки и сознательно вырастай понемногу. (К Марье Ивановне.) Вы и будете потерпевшая?
Вот лежу и терплю, как он (указывает на Лутьина) подо мной шарит.
У вас что — изжога?
Нет, это у Ивана Павловича.
Лутьин шарит по обеим комнатам.
Комиссия охматмлада в своем узком составе, из председателя гр. Евтюшки-на, К.И., а также члена комиссии гр. лекпома Лутьина, Д.Д., и, наконец, секретаря гр. Ащеулова, В.С., то есть меня, — слушала и постановила, с правой стороны…
Позвольте сделать мне мои устные показания, ради уточнения событий дела. Я есть трудящийся человек. В свое время, а именно до революции, я родил троих детей и разошелся впоследствии, после революции, по кодексу со своей старой женой. Теперь я женат вторично и первой жене плачу алименты. Кроме того, я выполняю общественные служебные функции, состоя в профсоюзе и платя взносы. Но кодекс продолжает действовать. И сверх того немецкую систему «двай-киндер-системе» я выполнил с превышением, то есть родил трех. Так что перед нацией я оправдан, как родитель и как трудящийся элемент, служа по счетной линии… Вот, позвольте мне предоставить на рассмотрение комиссии баланс моих доходов и расходов с приложением объяснительной записки. (Читает.) Доходы. Жалованье по седьмому разряду семнадцатиразрядной тарифной сетки — 43 р. 72 к. ежемесячно. Козы: 366 стаканов молока в нынешний год, как он високосный. Считая по две с половиной копейки стакан, итого 8 р. 32 к. в год, а ежемесячно 32 к. целых и 55 сотых. Огород: капуста, картофель, свекла, морковь, огурцы, помидоры, рассада…
Как капуста, ничего уродилась?
Капуста ничего, жаловаться нельзя. Вилка хорошо наливает.
Ау нас в деревне, сказывают, — плоха!
Огород. Капуста, картофель, свекла…
Да ты говори чохом общий и целый итог.
Итого с огорода в год…
Говори ежемесячно.
Итого с огорода в месяц 3 рубля 44 коп. Экономия от бережной эксплуатации мебели и носильного имущества, через это удлиняются нормальные сроки амортизации.
Маманька. Васятка заливается, титьку хочет!..
Это еще какой Васятка?
А это мой. Я на этой улице живу. Я отлучусь.
Ступай, ступай. Открывай буфет.
Милиционерша уходит.
…через это удлиняются нормальные сроки амортизации…
Говори чохом и без утайки. А то предадим суду за бюрократизм.
Итого по всем доходным статьям на дебете 58 р. 32 с половиной коп. Расходы. Алименты первой жене — треть основного жалованья без внутрихозяйственных доходов — 14 р. 64 к. Квартира по ставке с излишком площади — 4 р. 11 к.
Ну, дай сюда документ, я сам обследую. (Дьячит.) Отопление, освещение, вата на переделку шубы… А это что?
А это?.. Это чулки по три пары в год, мне и жене… На месяц получается чистого расхода…
Ага… Очистка нужника… Покупка кадки… А какая в кадке необходимость?
Кадка намечается для огурцов.
Тут находятся кружева и чистое белье.
А ты это не трожь. Тебя это не касается. Это, может, мое приданое.
Поставь в сторонку. Потом обследуем… Итого ты выводишь ежемесячного сбережения 2 р. 31 к. А где деньги хранишь?
Я, товарищ председатель… тайна вкладов предусмотрена законом.
Показывай ради существа дела. Я не для формы прошу.
Иван Павлович нехотя ставит ящик к печке, лезет в печной вентилятор, вынимает измазанный в саже пакет, расшнуровывает, достает сберкнижку и пачку облигаций.
32 р. 77 к. А сколько набежало процентов, того не указано. А облигаций?
Облигаций рублей на сорок.
Покажь.
Точной цифрой 42 р. 50 к. без купонов.
Пиши. Слушали и осматривали, и обследовали матерьяльное положение гр. Башмакова, он же Башмаков: читается так, а пишется иначе…
Товарищ председатель, убедительно прошу, не заставляйте родить. Лучше я куда-ни-то пожертвую. Родить я никак не могу. Я не хочу увеличивать основные кадры беспризорников. Я свою активность потеряю. У меня бюджет лопнет. Непосредственно умоляю вас.
Ничего, ничего. Ты человек честный. Вон в графах на канцелярские принадлежности 17 коп. ставишь, а мог бы госснабжением пользоваться… Может, 500 р. по займу выиграешь.
Товарищи, я не как представитель власти и не как член профсоюза. Я — как отдельный несчастный человек… Она женщина молодая, пышная, уже расцветшая. Ей жить да счастьем жизни наслаждаться, сподвижнице нашей. Ей обязательно надо радоваться. Ей обязательно и без уступки надо родить, и как можно больше. Нельзя подходить к женщине в массовом масштабе. Она не сумма, а личность, потому что несчастная.
Глеб Иванович, хотя вы и частный представитель, но вы нарушаете закон. А я стою на законе и прошу вас не вмешиваться во внутрисемейные мои условия, как вы не родственник.
Я не как родственник умоляю вас. Я как человек будущего.
Ау нас не будущее, а настоящее. Будущего сроду не было.
Нам надо, чтобы наши женщины рожали без устатку. Сколько еще народу потребуется для…
Граждане! Я судиться буду! Меня сократить могут! У меня бюджет лопнет! Я на самом основании закона стою.
Да вы хоть женщину спросите, мученицу самую.
Нечего ее спрашивать, она здесь ни при чем, она сама знает!..
Ну, вы, — тишина! Тут комиссия заседает. Сейчас тут не дом, а учреждение. Прошу понимать! Женщину мы не упустим… Гражданка Башмакова, скажите ваше мнение.
Нечего ее спрашивать, товарищ председатель. Она скандалить будет.
Нам необходимо для существа. Говорите ваше мнение, гражданка.
Убегу я от вас всех и открою шинок. Либо в милицию поступлю. Я желаю быть разбойницей.
За шинок тебя оштрафуют. Ав милиции все равно родят. Говори по существу.
Я же говорил вам, что она скандалить будет.
Родить будешь?
А то что же?
Ну, то-то.
Не говорите с ней. Видите, скандалит!
Молчи для дела. Открываю прения. Товарищ Лутьин, докладай матерьялы вещественного осмотра. Ничего предосудительного, кроме чистого белья, не нашел?
Нет.
Говори тогда по науке.
Я от мнения воздерживаюсь, и с вами буду вполне солидарен. По-моему — чтобы родить. Объективных сопротивлений нету, а субъектов надо подчинять руководству. Вот мы только корзинку не осмотрели.
Товарищи! Граждане!
Ты молчи. Твое мнение, товарищ Ащеулов.
Безапеляционно — родить.
Беру себе личное слово. Возражений нет? — Позвольте, товарищи, мне резюмировать свою мысль.
Резюмируй ее.
Я принципиально стою на почве зрения, что родить надо неминуемо для пользы народонаселения. Раз мы ох-матмлад, то на то нас и поставили, чтобы фактически охранять судьбу поколений и тем показывать пример несознательным гражданам и организовать будущее. Граждане нужны не только теперь, но надо заботиться также заготовкой граждан впрок. Роды женщинам никак нельзя прощать, — наоборот, их надо учащать по мере темпа… Ато и комиссию реорганизовать могут. Возражений против обеспечения будущего населения нет?
Быть не может.
Прения внутри комиссии считаю законченными. Подкомиссию избрать нахожу преждевременным ввиду ясности состояния вопроса. Товарищ Ащеулов, пиши. Комиссия… Письменное заявление и баланс присовокупить к делу. Устное заявление гр. Башмакова не считать, так как комиссия его не помнит. Пиши… Комиссия, ознакомившись на месте посредством внезапного и фактического обследования… Комиссия увидела и нашла… Матерьяльное положение удовлетворительно, что подтверждается наличием сбережений и свидетельским показанием делопроизводителя уездной милиции гр. Рудина, Г. И. (Показывает рукой на Глеба Ивановича.) Вот его… А ты зачем здесь оказался?
Я в гости пришел.
Он гость, а не свидетель! Не пишите его — он не официально пришел.
Пиши. Комиссия постановляет… Пиши… Комиссия, состоящая… перечисли нас… постановляет… Гражданке Башмаковой, М.И., — родить! Точка. Ввиду необнаружения к данному делу препятствий.
Прошу вас, не пишите! Не могу я рожать!
Буде же гражданка
Умоляю вас, не пишите! Я судиться буду! Не могу я рожать!
Марья Ивановна! Сподвижница! Родите на здоровье, — на радость, и счастье, и горе!
Товарищ Рудин! Прошу вас оставить мою квартиру присутствием вон!
Прошу вас в присутствии комиссии не допускать извращений! Я говорю на основании постановления!
Ая говорю, вон ступайте!
Заседание комиссии объявляю закрытым. Членов комиссии прошу от семейного скандала следовать за мной. До свиданья, гражданин Башмаков. Счастливо размножаться! Позовите к себе на октябрины, принесу подарок от комиссии.
Евтюшкин и Лутьин идут к двери. Иван Павлович следует за ними. Ащеулов дописывает, складывает бумаги.
А корзину мы не досмотрели.
Наплевать!.. Я раньше ее видел…
Прощайте, Марья Ивановна. Ваш муж меня отстраняет, но я от вас, печальной, сам не отойду.
Во имя спасения человечества прошу вас!.. (Глебу Ивановичу, тихо.) Убирайся отсюда к черту, инороднее тело… (Громко — комиссии.) Не губите жизнь, не родите детей!.. (Убегает им вслед, толкая перед собою Глеба Ивановича.) Я судиться буду!
Все уходят, кроме Марьи Ивановны, лежащей на кровати, и Ащеулова, складывающего бумаги.
Васька, голубчик мой милый, ребеночек-то ведь твой!
Да ну?
Ей-богу, твой.
А не врешь?..
Не вру. Ты сам пойми, какой он теперь человек! — он человек дореволюционный, ты маломощность его прими во внимание. Он после революции от службы живет со слабостью сил.
Ты смотри. Ты прими во внимание мое положение. Я человек служебный, выдвинутый из гущи.
Подлецы вы все, мужики! Вам радость и власть, а нам последствия.
Я не радовался. Это надо с умом делать. А то оштрафуют. Араз комиссия постановила, теперь рожай. Ты живи при муже, как жила, а комиссия тебя не оставит без надзора. Она не человек, а организация.
Васька, давай уйдем в разбойники…
Это для какой причины?
Для вольной жизни. Будем всех грабить, песни петь. Учетного пса к стенке поставим, и шлепнем его на заре!
Входит женщина-милиционер.
Касатики, родить порешили…. Вот она, наша бабья доля. Всегда решают…
Входят Иван Павлович и Катя.
А теперь можно не учиться? Все равно велели рожать. Теперь можно ставить вещи на место?
Родить? А? — рразбойники!
Акт II
Камера уездного нарсуда. Плакаты, лозунги, скамьи, перегородка.
Заседание суда. На скамье ответчиков — комиссия охматмлада в узком составе. На скамье истцов Башмаков. Сзади ответчиков на скамье для публики две жены членов охматмлада: Лидия Павловна Лутьина, (c)сообразная женщина, и Капитолина Сергеевна Евтюшкина, солдатообразная женщина. У дверей милиционер-женщина. За судейским столом судьи. Уездный, крестьянский народ.
Идет заседание. Превеликий шум. Все стоят. Комиссия орет в сторону Башмакова. Башмаков кричит на суд. Жены теребят мужей. Судья звонит.
Возгласы. Тише! Именем!.. Мелкая подворность!.. Это ты с ней живешь!.. Я тебе дам детей рожать!
Тише! Тише, граждане! Всех опорожню из зала! У меня ум потух! Милиция!
Товарищ судья, пусть он признается, жил он с ней или нет?! Это не суд, а слабосудие.
Гражданка Евтюшкина! Вы к суду не относитесь. Милиция, вывести Евтюшкину за руку прочь!
Как это не отношусь, если мой муж с ней жил?! Это ты не относишься! Яс ним разводиться буду! Я член нарпита!
Ну, ты тише, раз ты член. Сиди, не оглашайся.
Араз хотите разводиться, подавайте заявление на бумаге, а не голосом. Милиционер, веди ее вон!
Милиционерша выводит Евтюшкину.
Гражданин Башмаков, говорите ясно ваше очередное слово.
Гражданин судья. Никто ни с кем не живет. Это она брешет от настроения. Войдите в мое состояние, раз я фактически существую. Я к делу присовокупил все постановления. Из дела вы видите, что я поступаю по закону. Я родить не могу. Не важно, кто природный отец, а важно, кто правовой и фактический, и, так скажем, общественный. А общественно-фактическим отцом является комиссия охматмлада в узком составе. Они фактически-правовые и надлежащие отцы. Мне не на что возращать ихнего ребенка. А мои сбережения я внес в деткомиссию, — хотя, быть может, и напрасно, — что вы видите из формы дела. Раз они мне предписали ребенка, как фактические отцы, я и про<шу взыскать> с них алименты в мою пользу.
Это что же такое выходит! Это подрыв работоспособности комиссии!
Молчите, гражданин Евтюшкин, пока вам не указали говорить.
Вот, у них в лозунге охматмлада записано. (Читает.) Комиссия фактически охраняет судьбу поколений и тем показывает пример несознательным гражданам и организует будущее. Граждане нужны не только теперь, но надо заботиться также заготовкой граждан впрок… Ав резолюции написано, вот ее копия, а подлинник в деле. (Читает.) Комиссия постановляет гражданке Башмаковой, М.И., родить. — Она и родила по их повелению… Гражданин судья, разрешите мне Евтюшкину задать проясняющие вопросы.
Не желаю я с ним разговаривать.
Задавайте. Гражданин Евтюшкин, отвечайте суду.
Комиссия охматмлада — может ошибаться или нет?
Можете вы ошибаться или нет?
Никогда не может. Комиссия… в ней нет единоличного начала, чтобы ошибаться. Она не человек, а организация.
Я согласен. Комиссия поступила вполне законно, предписав мне родить?
Стало быть, законно, раз мы комиссия.
А стало быть, платите мне алименты! (К суду.) Граждане судьи, они сознались! Умоляю вас, предпишите им платить мне алименты. Прошу вас от чистого сердца!
Шум. Крики. Вбегает Евтюшкина.
Ты мне скажи, ты жил с ней или нет? Судьи, жили они или нет?!
А нас не сократят?
Это что же, на основании закона беззаконие получается! Что мы, родоначальники нации, что ли?!
Милиция! Молчите все сразу! Дайте нам задуматься! Молчать! А я буду фиксировать. (Толпа стихает.) Кто хоть слово скажет, сейчас того вон истреблю из зала судебных установлений.
В зале насильная тишина. Звуки сдерживаемых сипов, дыханий, прочее. Судья пишет. Отворяется дверь. Входят два крестьянина с мешком, натыкаются на милиционершу.
Товарищ милиционер, вот нам заявление подать…
Потому как мы женатые и рожденные в дореволюционный период…
Погоди. Как мы два брата. Я — Степан Меринов, а он Логин Меринов. Как он женат в дореволюционный период на Дарье Семеновне с детьми, а я на Фекле Павловне с детьми… Да никак ты бабочка?..
То просим…
Погоди. То просим онулировать наши браки с детьми, как зачатые в дореволюционный период, потому как…
Тишша. Рразойдись!.. — видишь, суд и то задумался.
Ничего суд на месте понять не может. Нам надо углубиться. Председатель Евтюшкин, хотите выразиться на помощь?
Хочу. Прямо скажу, ничего не понимаю, что происходит. Однако постановления комиссии правильные. Давайте начнем сначала. Мы предписали родить по закону, а жена мне не дает покою, останавливает текущую работу, и въелось ей в ум, будто я живу с Башмаковой. Освободите меня от ней, гражданин судья.
Я сама от тебя освобожусь.
Капа, ну чего ты с цепи сорвалась закон нарушать?!
А откуда она тут взялась? Я ее опорожнял отсюда. Милиция, гони ее без отказа вон!
А ты хоть и судья, а моего мужа не покрывай, должна я его шашни знать!
Гони ее вон маршевым ходом!
Милиционерша выводит Евтюшкину.
Хотя это дело и темное, но нужно осветить его лучом науки и техники… Ведь это же нарушение дисциплины получается.
Спасибо вам, Данила Дмитрич, за такую науку и технику!
Ничего суд на месте понять не можут. Нам надо углубиться. Объявляю перерыв для приговора.
Шум и свалка. Вместе со сбитенщиком и торговкой горячими пирожками врывается Евтюшкина. Жены лезут на мужей, мужья на Башмакова, Башмаков прячется за милиционершу.
Сбитень-сбитень горячий! Пирожки горячие на огне паруют, в животе жируют!..
Иван Палыч, это вы какими же сознательными чувствами придумали такое безобразие? Ведь этак скоро весь город к нам на алименты поступит, вы нарушаете нашу установку.
Я, Карп Иваныч, государственный житель, я все обдумал государственными мозгами, на основании законов.
Комиссия…
Карп Иваныч, Карп Иваныч, Карп Иваныча!..
Чего тебе?
А нас не сократят, на периферию не отправят?
На периферии одни дураки живут, а мы в уездном центре…
Это что же такое?! — люди с женой имеют семейные отношения, а вы вмешиваетесь поперек, велите им родить против их воли.
Знаем мы, почему вы чужую породу продолжаете.
Лида, попей сбитню…
Вы уж Марью Ивановну сбитнем угощайте! Научные средства знаете, а мне аборты потихоньку делаете!
Знаем мы эту вашу охрану своих младенцев от чужих матерей. Это чтобы я поверила, что вы ради закона рожаете, а не так…
Бабы, ешьте пирожки! Питайтесь!
Это чтобы поверить, это чтобы поверить, чтоб люди ради должности родить могли, чтоб…
Жены, отстаньте от нас! Дайте нам подумать.
Карп Иваныч, надо обсудить, чтобы не перегибать линии. Ведь одно искривление получается.
Гони баб, раз они не члены! (Комиссия оттирает женщин.) Дайте нам скоропостижно и сознательно обсудить! Дайте хоть одно мероприятие выпустить! (Теснят женщин.) Комиссия… гражданки… я, как единоличный председатель комиссии… женщины, сократитесь от нас вон!
Не уйдем мы от вас с пустыми руками!
Поговорите, поговорите, — мы послушаем последний раз!
Дайте нам обсудить служебное положение!.. Карп Иваныч, Карп Иваныч жа!.. С протоколом будем писать или так?
Как хотишь: ты сам теперь думай, видишь — я руковожу!
Надо бы с протоколом, ведь комиссию привлекают, а комиссия устно функционировать не может.
Вынимай бланк!
Ащеулов готовится на ходу писать. Комиссия лезет на Башмакова.
Гражданин Башмаков…
Граждане подсудимые, прошу вас очистить своим присутствием от меня!
Погоди, ты нам дашь свои показания!
Будет, давал уже на свою голову. Ваша комиссия для детей, а не для возмужалых. Я и так уж от вас пострадал!
Нет, ты погоди!
Гражданин женщина-милиционер! Прошу вас охранить мою неприкосновенность личности!
Не трожь скорбящего человека.
Давайте обсудим по точному существу… Карп Иваныч, председательствуй по плану.
Комиссия… кто желает высказаться?
А нас не сократят?
Нас сократить не могут, нас могут только реорганизовать.
Погоди ты каркать. Может, суд нас еще помилует.
Так и знайте, муженек, если судья присудит вам платить, разведусь я с вами вон.
Лидочка, перестань волноваться. Съешь пирожка!
Не мешай течению обсуждения. Может, еще не присудят.
Отстаньте вы от учреждения.
Женщины, Лида, дайте я вам исчерпаю вопрос, только дайте нам подумать. Может, с нас алиментов и не возьмут.
Суд еще ничего не выдумал.
Наше учреждение поставлено заботиться о сохранении гражданского населения для будущего.
Солнце, например, оно тоже видимый административный центр. Ведь оно нагревает землю, производит теплоту, и про то произрастают всякие растения, даже ненужные, вроде Башмакова… А люди кормятся… Так и комиссия…
Что же, по-твоему, и дети от одной голой теплоты рождаются?
Беру слово себе. Дело не в голой теплоте комиссии и не в солнце. Комиссия… я, как председатель, говорю без отступлений от инструкций… Комиссия не нашла в бюджете Башмакова узкого места… Четкая линия закона…
Товарищи, мы с женщинами не столкуемся, а суд сейчас грянет. Нам надо внутри комиссии сговориться. Пойдемте заседать в мужскую уборную, туда женщин не пускают.
Правильно. Идем всем скопом!
Так и знайте, если суд назначит алименты, разведемся навеки!
Комиссия поспешно идет к двери, женщины за ними.
Лида, ведь мы от своих отступлений поступить не можем.
Желаете с нами жить — отступите!
Уходят.
Сбитень! Сбитень! Пирожки горячие, сами паруют, сами жируют!
Дай пару! (Покупая пирожки, к пирожнице.) Кто хотел ребенка? Я или они?
Они.
Араз они, пусть надлежащие органы и рожают. Я здесь ни при чем.
Колхозом рожать лучше… А супруга-то где?
Она в больнице лежит. Я заявление в суд за две недели подал, чтобы алименты были к факту родов и чтобы не скандалила.
Реплики:
— От голой теплоты невозможно, в ней вещества нет.
— Тогда и загнетка может родить.
— Блоху, например.
— Нет, загнетка не может, в ней сырости нет.
Пять штук.
Скоро начнете?
Сейчас кончим. У нас весь разум вытек.
Судья уходит. Входит мальчик с грудным ребенком на руках.
На, мамашка, покорми!
Милиционерша отворачивается, расстегивает мундир, кормит ребенка спиной к зрителю.
Реплики:
— Вон, милиции добро, родит — не парует, никому не жалуется.
— Она действует по натуре закона, ей иначе нельзя.
Тише там! Сейчас суд выйдет!
Реплики:
— А вы по какому делу здесь?
— Приезжал к нам иностранец, по профессии турист, ихний гад, проделал в стене дыру в женскую уборную на вышине потолка и висел там, как паук, пока не измучился, фамилия его Гуго Ванцентович Прохадьзько, а классовая принадлежность неизвестна. Женщины от этого объявили забастовку и перестали ходить в уборную. А мы дали им ход в суд. А он уехал по своей профессии.
Так вот, бабочка-постовой… Ты слухаешь, ай нет?
Слухаю, слухаю, ай вас не услышишь?
Так вот одно дело мы тебе изложили, как мы просим окулировать наших жен, как заведенных в дореволюционный период. А теперь вот у меня какое дело… Ты слухаешь, ай нет?
Слухаю-слухаю.
Так вот обложили меня неподъемно из-за этого куста… Я, вишь, шесть кустов крыжовника посадил, а седьмой самотеком вырос, недосмотрел я за ним, а он в мочь вошел. А у меня по нему все остальные сельским налогом обложили. Но я вот теперь его вырыл и принес со свидетельством, что я его вырыл, — тут и печать приставлена, чтоб там усмотрели, — да ты глянь на печать-то! — Сынок-то насосался, — ай дочка?
Аты не допускай, чтобы росли по своей воле! Дочка.
Дочка! Ну, нехай, дочка — мала да жива!.. А я ж его и вырвал за это с корнем и с печатью. То-то и горе, что само растет, не усмотришь… Так как же мне теперь оправдаться, чтобы по норме в аккурат налог брали, в нитку…
Подавай прошение, чего ж ты молча пришел?
Сейчас выходим, бросай кормить!
Занимай места и не садись. Вставай, суд идет!
Все занимают первобытные места. Милиционерша левой рукой держит ребенка, а правой суду под козырек. Напряженная тишина.
Мужние жены! Прошу вас без скандалу!
Так и знайте, разведемся!
Именем… Нарсуд третьего участка, заслушав дело о взыскании алиментов с комиссии охматмлада узкого состава… постановил… принимая во внимание заявление комиссии охматмлада о правильности ее постановления о родах, в силу чего комиссия поступила законно и вполне принципиально, и является хотя и не природным, но фактическим отцом ребенка Башмакова… в силу ее постановления о рождении и дальнейшем существовании… С другой же стороны, принимая во внимание социальное происхождение гр. Башмакова, И. Пе, а именно доревоен-ного солдатского писаря из крестьян-отходников… А также принимая во внимание вынужденную законность действий гр. Башмакова, И. Пе, подтвержденную его бюджетным реестром, дабы поддержать максимальный уровень правосознания в массах… На основании статей гражданского кодекса… постановляется… Комиссии охматмлада узкого состава платить алименты гр. Башмакову, И. Пе…
В зале шум.
Разведусь!
Очень культурно!
Маалчать… (Дъячит.) …алименты гр. Башмакову, И. Пе, на воспитание рожденного по обязательному постановлению вышереченной комиссии младенца в размере одной трети ежемесячного жалованья без прочих доходов каждого узкого члена комиссии…
А широкого?
Что широкого?
А широким и кооптированным членам не нужно платить?
Нет. Молчать!.. (Дьячит.) Постановление суда окончательное и может быть обжаловано в двухнедельный срок.
Я вполне праводоволен.
Товарищ судья, объясните своими словами, что я — отец только по действию или только по чистому закону? И меня не сократят за принадлежность к отцовству?
Суд не входит в природное рассмотрение отцовства. Раз вы решили ребенку тому быть, то вы и есть виновники происхождения. Суду не подведомственно знать, кто природный отец.
Комиссия в обалделом трепете. Пауза.
Встать! Суд уходит!
А когда же наше дело оправдаешь? — ведь корень лежит — сохнет.
Какой корень?
А вон он у тебя лежит, как факт.
Корень? Корень нам не обязательно, чтоб свежий. Нам дорого нарушение закона на чистом месте. А на корень нам глядеть нечего.
Рразбойники! Разведусь! Будет, пожила с ответственным мужем!
Комиссия… Члены!
Разбойники!..
Акт III
Помещение узкой комиссии охматмлада — среднерусское учреждение. Посреди комнаты громадный стол для заседаний и вообще пусто. Лозунги. Дверь приперта конторкой.
Евтюшкин и Лутьин сидят рядом на столе и тоскуют.
Мы по закону поступили или нет?
По закону-то по закону, а получается одна слитная тьма.
Против молотка лоб не подставишь, хоть мы и идем вдоль справедливости. Хоть бы Ащеулов скорей пришел.
А твоя баба как?
Да как и твоя — вторую ночь здесь от нее спасаюсь.
Неужели разведутся?
Факт — разведутся. Вбить им в голову сочувствие власти никак не возможно. Это же империалистические существа.
А моя пятый день даже не ругается— вот что самое паршивое.
И моя.
Значит, у них все в голову поднялось. Надо полагать, разведутся.
Стук в дверь.
Опять бабы! Великомученики мы с тобой!
Кто там? — не пустим!
Пустите. Это я — член Ащеулов.
Оба поспешно отставляют конторку. Дверь отворяется — и оба пятятся в сторону. Ащеулов входит бритый до омоложения и втаскивает за собою узлы.
Ты что? — Это ты?
Я. А что?
А где же твоя наружность?
Ая ее сбрил. Ато все сразу узнают, что я настоящий член охматмлада… Что в городе производится — уму не понять!.. Нас все за разбойников считают и даже за хороших людей, как мы на сторону принципиально деньги жертвуем, а зеленей не топчем. Очень большие в городе разногласия… А вы осаду можете снять. Ваши бабы в загс пошли — зачеркиваться. И вот ваше приданое прислали… А с бородой я жить не могу.
Чего?!
Да вот, бурьян снял с личности.
Да мы не про бурьян, а про жен.
Теперь осаждаться не надо, — говорю, пошли расписываться и вот — вещи вам прислали.
В загс?
Конечно, в учреждение. А то куда же?
А это наши вещи?
Они.
Пауза. Евтюшкин и Лутьин садятся по-прежнему рядом и понуро на стол.
Мы — что же теперь — холостые, значит?
Да-с, послужили… Вместо пользы дела и покоя вышло усложнение процесса. Установку держали на размножение, а сами сиротеем.
И самое главное, — все нас в городе за разбойников считают. Мальчишки за мной бандами носятся, а в спину из калиток бабы-стервы выглядывают. Пришлось обриться.
Пауза.
Дожились!..
Прямо хоть коллективным рапортом механически сокращайся.
Сокращаться не надо. Все-таки лучше за власть держаться, чем за бабу. Баба дело текущее. Вы не унывайте. Все-таки выгодней алименты платить, чем в низовую деревню возвращаться, там одни массы, а более нет ничего.
Конечно, к грунту из государства возвращаться не стоит…
Пауза.
Члены, принимайте вещи, давайте расписки.
<Утрачена часть листа, 5-6 строк.>
И нужно же было ребенку происходить!
Я что? — теперь занятий нет. Пишите сначала расписки в сохранности вещей, а я в загс схожу, посмотрю, что на улице движется, он же во втором этаже.
Евтюшкин и Лутьин пишут расписки.
И посмотри, как у них выражения лиц.
Я смотрел. Выражение лиц скудное. Евтюшкина Капитолина меня по горбу узлом огрела, когда вещи вручала, как приспешника. А я ваших делов не знаю. А в загс пошли с зонтиками, чтобы на них не капало.
Евтюшкин и Лутьин передают расписки.
Поставь число. Расписались непонятно. Волнуетесь, а лебединых хвостиков нарисовать не забыли. Не запирайтесь — я сейчас!
Ащеулов уходит. Евтюшкин и Лутьин сидят по-прежнему и тоскуют. Пауза.
Все-таки запереть надо на всякий случай и вывесить объявление, что прием окончен, вследствие рационализации…
Лутьин запирается и садится на прежнее место на стол заседаний.
И может быть, вот в этот самый текущий момент я перевожусь на холостую должность. Лучше бы она меня три недели пилила деревянной пилой, утром и вечером по три часа, а в середине дня по часу… Пускай бы даже на службу ходила мешать заниматься…
И все выходит из-за голой идеи.
Вот их тут попробуй и одень, когда они не вещи, а отношения, эти самые идеи…
Отношения ничего не значат, Карп Иваныч, это не силы природы, это не жар солнца…
Стук. Оба бегут отпирать. Входит деревенская женщина с продуктовым узелочком — жена Ащеулова, отставшая от мужа в культурном развитии.
Муж-то здесь, аль скрылся?
Какой муж?
Товарищ Ащеулов, выдвиженец в начальники.
В какие начальники?
Да он, сказывают, заведующий над матерями, что ли, по всему уезду… Ай нет?
Над ними. Мы тоже заведующие.
Касатики, обтолкуйте мне… Сказывают у нас в деревне, будто мой-то в компании с жуликами разбой учинил, — будто втроем они одну бабочку оскоромили, — и будут платить за это большие деньги… Я ему пышек принесла, небось уж всю жалованью отбирают…
Преувеличения. Это все для должности делается.
Для науки и знания, гражданка.
О! Неужли для нее? — и действительно — родили?
Входит Ащеулов.
Готово — разведены! Покупай пшеничной кли-мовки! (Увидав жену.) Алена Фирсовна, — это ты или так?
Лутьин и Евтюшкин покорно садятся на стол, на первобытные места.
Батюшка, Василий Степаныч, ужли ж это вы?
Я.
А где же ваша личность?
Это я ее сбрил для пользы дела, для санитарно-сти. При должности с бородой невозможно.
Ай неволят?.. А тебя без бороды не рассчитают? Тебя за бороду и в город взяли…
Алена, здесь присутствие, а не квартира.
Ая тебе зато пышек напекла. (Шепотом.) Говорят, ты разбой совершил над женщиной. Наши мужики велели сказать, что — ничего, мол, чтоб прибегал в деревню, мужики тебя утаят… велели тебе непременно сказать…
Пока еще не требуется. Я живу на рыск.
Ну, спаси те Христос.
Какой Христос? — бога теперь нет.
Как нет? А где же он?
Не знаю. Только нет.
Это почему ж такое?
А потому что я есть, иначе б меня не было… Ты присядь в уголку на скамейку, а мы пока обсудим. Я ж тут член, тут государственный орган сидит — видишь его?
Где он? — покажь его мне.
А вот мы втроем… Сядь, отдышься!.. Давай твои пышки-лепешки.
Ащеулова покорно садится в уголку.
Я, значит, вхожу… значит, в загс…
А они, что ж, — ничего? — не плачут?
Нет, — ничего — не плачут. Там ведь тоже учреждение, — там не заплачешь. Стоят рядом, и вид у них серьезный, а в руках зонтики, а дождя нету…
И ничего?
Ничего.
Вот стервы безначальные…
А ничего не спрашивали?
Аяс ними не говорил. Я смутился…
Стремительно и надменно врываются с зонтами и четвертушками загсовой бумаги жены Евтюшкина и Лутьина. Они безмолвно суют бумажки в носы мужей. Мужья безмолвно берут бумажки. Ащеулов сторонится от жен — за стол.
Загс… Число… Номер… Штемпель и печать. Ничего нет… Только — разведена гражданка Майская… Это какая же Капитолина Майская?— у нас в городе таковой нету…
Это я теперь Майская. Пожила я Евтюшкиной — будет с меня. Закон не только на вас имеется.
А я — Трудовикова! — Смердите тут разбойниками без нашего пола!
Я теперь за своего любовника замуж выйду.
А разве он у тебя есть? — где он служит?
Конечно, буквально есть! Думаешь, только у вас, на основании комиссии?!
Ну-ну…
Ау тебя, Лида, тоже?
Ая вам не Лида больше. И вас не касается, есть или нет… Мы вам документы показали, и платите нам алименты… Идемьте, Капитолина Сергеевна!..
Лида, и это, значит, все итоги?
Да мы не желаем теперь о вас и рук марать. Вы для нас теперь одни граждане, а не мужья. Платите теперь нам алименты за свою и за нашу волю. Идемьте, Капитолина Сергеевна. Пусть посидят, подумают.
Жаль, что ты теперь мне не муж, прямо руки чешутся, и сердце зудит.
Бывшие жены уходят так же стремительно и достойно, как появились. Пауза.
Вась, припри дверь на всякий случай. Сегодня мы не присутствуем…
Ащеулов закладывается конторкой. Пауза.
Это вы такими бабочками и командуете? — А где же ихние младенцы? — Трудная ваша работа!..
Нет — и прочими.
Ты не в свое дело не суйся. В учреждениях люди сидят и не спрашивают… (Развязывая узелок.) Питайтесь, сотрудники, за счет моего деревенского социального положения…
Члены едят.
Ты теперь холостой?
Холостой.
Ия тоже… Нельзя ли кассацию подать на незаконность развода, вызванного исполнением долга.
Едва ли выйдет. Там кассацию будут рассматривать тоже не мужья, а сожители, — они такие дела оставляют без воззрений.
Все-таки своим женам платить алименты как-то приятнее, чем на сторону… Всю свою жизнь мечтал я прожить научно и тихо, никого не тревожа и на пользу массам, как член всех организаций, — жить, повиноваться и трудиться… Человек я от природы скромный и исполнительный…
Как, конечно, сказать… Я так думаю, что одни алименты, как, например, мне, платить лучше, чем вам — туда и сюда…
Я все припоминаю, с какого места беззаконие началось, — и не вижу… Кругом закон, а мы посредине мучаемся.
Закон — законом, а в городе нас за разбойников почитают… Как бы народные волнения из-за нас не начались.
Что-нибудь да выйдет… Закон ошибаться не может. Раз нам жалованье идет, то, значит, закон не ошибается.
Надо все сызнова продумать.
Заседать будем?
Да позаседаться не плохо… На заседаниях — горе утихает.
Протокол писать, или устно поведем?
Пиши.
Мне не уйтить?
Находись здесь!
Заполни предварительные сведения… комиссия… в составе…
Комиссия ошибаться не может… Я, как председатель… Граждане члены, — комиссия ошибаться может или не может?
А что же они теперь без нас делать будут, — неужто новых любовников заведут? — и им платить алименты!
Кому?
Новым мужьям…
Про жен на заседании забудьте. Они теперь не жены, а вольные просительницы… Может ошибаться или нет?
Нет!
Фиксируй — нет!.. Комиссия… пиши!.. Беру слово себе, а потом вам. Мы нравственно стоим на деле и умрем на посту…
Стук в дверь.
Опять бабы!..
<Утрачены 4 страницы,>
и расписку в получении ребенка получите с курьером… Гражданка Башмакова, мы никакие не разбойники, а я председатель, а они члены. Мы на основании закона будем возращать нашего присужденного сына.
И будем жить как разбойники, а не домочадцы. Васька, держи своего сына прямее!..
Давайте ее кооптируем от греха и примем в штат как мать и технического работника на предмет детального возращения…
Вот я и буду с вами жить как матка, а учетного пса и прочих служащих и обремененных сюда не пускать.
Марья Ивановна, мы будем возращать его по чудесам науки и знания, как двукратно постановила комиссия.
Убеждаю, давайте ее кооптируем.
Ащеулов, давай сюда сына! Клади его на престол!
Марья Ивановна кладет сына на конторку.
Убеждаю, давайте ее кооптируем.
Вася, я побегу… Очень страшно с вами, разбойниками. Ты слухай, что я скажу, если занадобится в деревню прибегать спасаться, — мужики наказывали сказать, — примут тебя, спрячут… Только ты бороду тогда загодя отпусти, а то такого тебя мужички убьют… Ей-бо, пра!..
Иди, Аленушка, иди от греха! — оставь пышки!..
Комиссия… Либо, правда, ее, явочную стерву, кооптировать?.. — Прямо разбой — ребенок на письменной конторке лежит и не плачет. Дожились! Ащеулов, пиши выписку из протокола о наших достижениях и наши проекты в губгород, а копию писателю Максиму Горькому!
Акт IV
Наиболее рационально использованная жилплощадь: помесь учреждений, детского приюта и жилья. Под плакатом «Дорогу детям, — потому что они цветы» — громадная белая люлька под белым балдахином. Явная медицинская научность и мирная жизнь. На первом плане стол, тот же, что был в комиссии охматмлада. Половина стола накрыта скатертью.
Евтюшкин, Лутьин и Ащеулов сидят за столом, тихо заседая. За сценой Марья Ивановна поет. Ащеулов ей изредка подтягивает.
Ты когда же с ней жил?
А я с ней почти што не жил. Я ею только любовался.
Когда любовался-та?
Да я не любовался. Так, примерно, ходил месяцев за девять, либо с половиной, — на краткие собеседования…
Значит, ребенок — твой?
Да она сказывает — мой. Только это теперь к делу не относится, раз отец комиссия.
А я с ней жил в двадцать пятом годе… когда ж это было? — с декабря двадцать четвертого, когда колокол начали с собора спускать, — по январь двадцать шестого включительно, как раз как она с Башмаковым зафиксировалась. Тогда же я и свое назначение получил в охматмлад.
А я с ней теперь живу ввиду исключительности обстоятельств.
А я изредка…
Лутьин роется в кипе бумаг.
Времена теперь такие пошли, весь город живет сплошь как одно семейство, и все родственники без-зависимо от пола и должности… Ну, ладно, поговорили неофициально, теперь пора перейти на текущие моменты. Докладай, Лутьин, по медицинской линии.
Вот с цифражом вам пора бы ознакомиться.
Докладай цифраж. Ащеулов, пиши.
Да писать-то много не надо. Вешаю ребенка по три раза в день, в весе не прибавляется, но и не убывает, стоит на балансе. Выношу его каждодневно на мороз на два часа, для вентиляции легких…
А еще какие мероприятия пускаешь?
Более пока ничего, жду достижений… Посетителей сегодня было — на предмет осмотра наших основных принципов коллективного воспитания — 31 человек. Судя по статистике цифража, наши принципы проводятся срочно в жизнь. Иначе куда же у населения впечатления деваются? — явно в подобные дела уходят.
Прямо не живем, а состоим в музее… будущее на руках вынашиваем… Мне бы тоже надо поработать, только некуда применить основное умение. Приходится, в зависимости от косвенных причин малолетства, ждать, когда вырастет. Я из него впоследствии, как вырастет до возмужалости, буду госмужа делать.
Я тоже. По соответствующим постам. (Зевает, отрывается от протокола и поет, подхватывая мотив Марьи Ивановны.) Э-эх, в субботу, да в день ненастный, — нельзя в поле работать…
Нельзя в полюшке работать, ни боронить, ни пахать.
Прощай, девки, прощай, бабы… — Чай, что ли, пить будем, разбойнички?
А воду поджарила?
Который пока час?
Время пить, обед переварился.
Комиссия желает чай пить.
Есаул, иди, неси самовар.
Ащеулов уходит за самоваром. Лутьин и Евтюшкин разуваются.
Пищу принимать босому спокойней, кровообращение облегчается.
Ноги — испаряются, а не потеют, хотя мы люди не болящие.
Ащеулов вносит самовар.
Угар несу. Атаманша, наливай чаю всем членам и себе.
Ащеулов также разувается.
Либо мне бороду сызнова отпустить?— скучно без шерсти…
Отпусти обратно, а то тебя посетители за малолетнего принимают…
Ну, разбойнички, садитесь наслаждаться вкруговую, приступайте к вольной жизни.
Тихая жизнь… Никогда так планомерно не жил, — вот что значит безбабие…
Стук в дверь.
Ежели на предмет осмотра демонстрантов, то пускай ходят по расписанию, завтра с 11-ти до часу пополудни.
Входит человек, странник земного шара, в башлыке, с вещевой сумкою и с посохом.
Здесь в узком месте матерняя комиссия живет?
Здесь. А тебе чего?
Да пришел осмотреть ваши достижения. Сказывают, здесь мужики женщинами стали.
Это им показалось.
И верно. Вы на баб не похожи… А она вон (в сторону Марьи Ивановны) вылитая баба. Может, она баба и есть?
Я не баба, я — атаман.
О?
Ты чего бродишь-то? — во-первых, у нас смотреть нечего, у нас вещей нету, а есть отношения. А во-вторых, явись завтра от 11-ти до часу, если хочешь посмотреть… А сейчас мы отдыхаем.
Ну, покажь хотя бы отношения. Я двести верст прошел — на вас посмотреть, как же можно… Народ повсесюдну томится. Не то дружбы, не то злобы ищут, не то харчами недовольны…
Вали, друг, на постоялый двор. Возьми кусок сахару…
Хотя бы сахару…
Странник уходит, поторапливаемый Ащеуловым.
Работы у нас на все двадцать четыре часа.
Еще бы. Народ с периферии тронулся — в силу своевременности наших мероприятий… Налей вторую, доброволица…
Вот это я понимаю, жизнь. Живу и что хочу делаю, а делать я ничего не хочу. Не то, что коз у Башмака доить. Он, черт, меня, как бухгалтерскую графу, учитывал, словно я вещь, — а я отношение.
Ты не отношение— ты соотношение социальных условий, социальная надстройка, баба на базе.
А мне все равно, кто я есть. Мне бы только жить.
Стук в дверь.
Кого еще там несет?
Дань надо брать с этих посетителей.
Налог брать нельзя, сочтут за взятку.
А можно оформить как пособие для финансирования будущего, раз мы вроде музея.
Ну кто там еще?— в комиссии ребенок спит, а вы гремите!
Входят Башмаков и Рудин, в чрезвычайной поспешности.
Ты зачем сюда пришел без повестки?
Сейчас объясню.
Марья Ивановна, сподвижница, здравствуйте!
Здравствуй, здравствуй, сподвижник.
Мы пришли по внеочередному делу.
А ты не боишься, что я тебя здесь израсходую?
Нет, Марья Ивановна, не боюсь, потому что я теперь всю вашу подноготную тайну постиг! (К комиссии.) Граждане члены комиссии и председатель! Я должен сделать вам внеочередное заявление. На основе чистосердечного признания гражданина Рудина, Глеба Иваныча… Глеб Иваныч, подтвердите… и в силу политических моих убеждений, благодаря состоянию моей законности, — иначе меня сократят… Глеб Иваныч, повторите ясно при всех ваше чистосердечное раскаяние и за меня не стыдитесь…
Я…
Пришел ко мне сейчас гражданин Рудин и внезапно рассказал, одновременно покаявшись… Говорите, Глеб Иваныч, ради закона я терпелив.
Тогда мы откроем экстренное заседание комиссии для заслушания устного заявления гражданина Рудина, чтобы оно из устного стало документальным. Ащеулов, фиксируй показания. Говорите, гражданин Рудин.
В газетах все пишут— чудеса науки и техники в массы, безбожие в массы, иностранные языки в массы, — а масс на самом деле и нет, а есть отдельные личности, вроде меня, и между личностями идут конфликты, — какие же это массы, раз слитности нет? — Надо поступать лично, а не в массовом масштабе, когда ничего не видно и все одинаково.
Ащеулов, фиксируй. Представитель милиции говорит — масс нету, — и что будто есть одни конфликты.
Беру на заметку.
Я Марии Ивановне сколько раз говорил, а она меня вон гонит и не слушает моих начинаний, говорит, что я не выдающийся и тихий человек, — а кто выдается — того у нас в исправдом сажают.
Аты не выдавайся зря, иди с массой в ногу. А когда нужно, тебя массы сами выдвинут, как меня.
Я и не выдаюсь никуда… И вот я, несмотря на мои нравственные убеждения держать интимности в секрете, для спасения индивидуального дела, пришел и сказал Ивану Палычу, страдая посреди себя: «Иван Палыч, я находился с вашей женой, у нас была любовь, секретная от вас…»
А у кого она не была?
А ты пиши, секретарь, и помалкивай.
Продолжай дальше, Рудин. Служащий для женщин не любитель.
Ия говорю Ивану Павловичу: «Простите мою слабосердечность и не поминайте лихом мою любовь с вашей супругой. А теперь я обращаюсь к вам, Иван Палыч, не для того, чтобы оскорбить ваши мужские качества, а чтобы доказать вам, что ныне коллективно и благополучно воспитываемый в комиссии ребенок, бывший ваш, — есть мой сын, а я лично против коллективного воспитания и хочу воспитывать моего сына по своему усмотрению и душевности совместно с любимой женщиной, на основании естественных и земных принципов…» Иван Павлович сначала расплакался от обиды, а потом испугался, что я с нею жил и ни с кем не ссорился под его крышей, и сейчас же повел меня сюда.
Ну и жил. Комиссии это не подведомственно. Мало ли кто жил.
А ты не каркай.
Я иносказательно… Если бы он в открытом месте жил, а то в тишине частного дома, и никто не видел.
Комиссию факт жизни не интересует, она заведует матерями, отнюдь не родителями.
Да я с ним всего две недели и была в отношениях. Скорбящий он человек, и никакого в нем бунту, помирать с ним подручно, либо в козла играть.
Я, конечно, со всеми вами согласен, что вы правильно рассуждаете, но, между прочим, ребенок-то мой, и я ему полнокровный отец.
И все ты врешь!
Положа руку на сердце — не вру, потому как Иван Палыч, по моим сведениям, от неустанно-честной службы потерял способность множиться…
Это, положим, фактически еще неизвестно. У нас один ученый в городе в девятьсот третьем году ездил к мордве и измерял объемную величину расового корня, а потом письменно сверялся с чувашами и башкирами. Самый большой расовый корень — на основании науки — у русских. А я — русский, несмотря на мой возраст… Но это лишь предпосылка и к делу прямого отношения не имеет, раз Глеб Иваныч признался в своем отцовстве, чему я с прискорбием рад. И вот, как он признался, ко мне сразу пришли следующие закономерные соображения, нарушить которые я не могу в силу моих политических убеждений, поскольку я состою на службе по учетной линии и меня могут сократить за нарушение убеждений. Я все понял и сразу пришел к вам, так как на основании законов мужем считается не тот, кто состоит в зарегистрированном супружестве, а тот, кто фактический отец, — и он, то есть фактический, должен заботиться о судьбе сына. А раз отец — Глеб Иваныч, — то он и должен подавать на вас в суд на алименты, а не я, — либо не подавать, по его личному или нравственному усмотрению.
Ты — что же — будешь подавать? — и охота тебе была, Глеб Иваныч, усложнять историю потомством?
Стало быть, произошла судебная ошибка?
Вот именно! Меня ж и волнует до сердца в силу моей необходимой законности.
Тут не усложнение, а прояснение. Здесь целый культурный пробел.
Вот именно! Прошу все дело начать рассмотрением сначала.
Ащеулов, фиксируй неотлучно. Здесь лежат неизвестные моменты, и неизвестно, куда обернет закон при новых обстоятельствах.
Вот именно! Совершенно верно! Я ж и говорю, раз я не являюсь на основании законов фактическим отцом, то я и ликвидируюсь в сторону и глубоко извиняюсь за все предшествующее беспокойство учреждений.
А закон обратную силу имеет или нет?
Я тебе возымею обратную силу, учетный пес! Я тебе дам, чтобы все сначала, это ты к тому клонишь, чтобы я к тебе вернулась. Я тебе вернусь! Я конца света хочу, учетный морж!
Это я хочу, а не он, — и не к нему, а ко мне! Мы жить обратно не будем, мы вперед…
В чем же существо вашего нового иска?— давайте четко подумаем сначала… Выходит, жены у вас нет, сына тоже нет, зато вы есть… А в результате вас и мы тоже жен и детей лишились, но сами остались и воспитываем неизвестного сына, будущего человека. А что из него выйдет, никто не знает… При чем же вы-то здесь, раз вы ни отец, ни муж, а вообще инородный обыватель?
Вот именно! Я и пришел заявить, что я здесь ни при чем и никакой ответственности в дальнейшем не подлежу, что и прошу записать в протокол.
А если мы тебя привлечем?
Невозможно, нет никаких оснований, раз я ни при чем, ни отец, ни муж. Ведь государство не степь, оно само стоит на основании.
Ну, а мы при чем в таком разе? — чем ты можешь удостоверить?
А разве кто чего удостоверит, когда главный мир стоит без документов.
Как без документов?
Да ведь заявление подается подателем сего, а кто удостоверит самого подателя, прежде чем он подаст о себе заявление?
Я на что хочешь мандат напишу, хоть на орбиту.
Вы-то напишете, а орбита вам — нет!
А ведь, действительно, мир никем не удостоверен.
Стало быть, он юридически не существует.
А как комиссия тогда существует?
И мы при чем здесь?
Где?
В комиссии.
Чтобы руководить.
Да чем руководить-то, раз мир юридически не существует?
Существует или не существует— не окончательно удостоверено, Башмаков от всего отказывается, — а мы, несмотря на это, лишились жен и оказались штатными воспитателями комиссии охматмлада.
Вот я и хочу подойти индивидуально и тесно. Умоляю вас, давайте все это бросим…
Я тебе брошу, — ты поднять не умеешь.
Мария Ивановна! Давайте возьмем нашего любимого сына, и пойду я с вами, моя любимая будущая жена, на свою квартиру… Я ее побелю, а на дворе колодезь вырою, чтобы вам за водой не ходить… Марья Ивановна, сподвижница моей единственной жизни! Ведь я вас люблю углубленнее себя!.. Будем жить на пользе симпатии и любезности.
Трогательно говорит!.. Даже писать скучно.
Будем жить на природном основании, как верные голуби, дети чистого воздуха.
Не желаю я голубиной жизни, — будет, пожила, — я хочу быть хищницей, вроде коршуна, и никуда я отсюда не уйду, от этих разведенных разбойников.
Марья Ивановна, умоляю, пойдемте, вы тут загрустите, вы женщина душевная, а не служебная.
Ты скорбеть надо мной будешь. И ребенок не твой, а Васькин.
Не усложняй, атаманица!
Не верю! Я кровью г Вместе чувствую, что ребенок мой!
А я тебе говорю без чувства!
Ащеулов, ты фиксируешь или только думаешь?
Я сбился. Они говорят неорганизованно.
Мне можно уйти?
Зачем?
Я бывшей супруги стесняюсь, у нее настроение набухает и третий муж объявился, — значит, тем более я ни при чем.
По нашим временам мужей считать не обязательно.. Как же ты уйдешь?
И проваливай в свою пещеру, пока мы тебя не вычли.
До свидания, граждане, я больше здесь не потребен.
Как не потребен?— тогда и мы тоже не потребны, а ребенок зачался и кончился сам по себе. Тогда и мы уйдем, и ребенок неизвестно с кем останется в одиночестве.
Мы столько проработали вопросов, что стоим уже накануне достижений. Ежели все отменять на самом конце, то у нас активности не хватит начинать сначала. Вишь, сколько бумаги придется переписывать, а писать придется опять автоматически.
Активности хотя хватит, мир, говорят, миллион лет существует и до сих пор цел…
Идти нам некуда.
Бесшумно и без стука, но страшно авторитетно входят: старший рационализатор, Евтюшкина, Лутьина и женщина-милиционер. Вскорости за ними проникают на порог странник и два крестьянина, те, что были на суде с кустом.
Пауза.
Вы кто такие?
Пауза.
Чтоб на службу поступить, То в союзе надо быть, Чтоб в союз нам поступить, То на службе надо быть!..
Гражданка, ваше пение прекращается. Комиссия охматмлада здесь существует?
Здесь. В полном узком составе. Я ее председатель.
Ну-ка, поди, поди сюда, председатель.
Повремените, гражданка Майская, с вашим мужем… (К Евтюшкину.) Вы посылали копию ваших достижений в губгород и товарищу Максиму Горькому?
Посылали. Ащеулов, достань копию достижений. А вы кто по должности будете? — у вас мандат есть или мы вас так должны знать?
Я старший рационализатор из губгорода, приехал обследовать вас и прочее на основании жалобы ваших бывших жен, гражданок Майской и Трудовиковой, а также на основании вашей копии достижений товарищу писателю Максиму Горькому.
А он нас не сократит?
Едва ли, ты стой пока тактично.
Жены Евтюшкина и Лутьина энергично начинают грабить комнату, собирая вещи, выданные мужьям при разводе.
Мне можно уйти?
А вы кто такой?
Я здесь ни при чем. Я гражданин Башмаков.
Башмаков?— отец ребенка или прочий?
Да-с, предполагаемый отец. Настоящие отцы — или Рудин, или Ащеулов, двое из них, а законный — комиссия.
Останьтесь присутствовать. Который Рудин?
А вон стоит мирный человек в милицейской форме, идол тоскливый.
Вы кто?
Я, изволите видеть, отец, но не могу достигнуть сына.
Кого достигнуть и кого отец?
Отец своего сына и его же тщетно достигаю…
От бывших жен Капитолины Майской и Лидии Трудовиковой поступило заявление об незаконных основаниях их развода. Однако причиною указывается закон и то, что вы на основании постановления суда принялись сразу платить алименты, а это, в свою очередь, беззаконие, так как комиссия охматмлада должна не платить, а лишь руководствовать… Ведь если все комиссии будут оплачивать свое руководство, то тогда не будет обязанностей у руководимых.
Надо начинать все сначала? — тогда нам еще год надо работать по этому неисчерпаемому делу.
Вот именно, надо начать все сначала.
Хорошо, начнем.
Я тебе начну сначала!
Заняться фиксировкой?
Чего фиксировать?
Мы заседаем или так находимся?
Как заседаем?
А потому, если не заседаем, то неизвестно, к кому вы обращаетесь, потому что вне комиссии мы думать на эти мысли не обязаны, как мы тогда механически становимся частными гражданами.
Тогда, считайте, заседаем.
Считаем.
Гражданин старший рационализатор! Отдайте мне мимо их моего сына!
Бери!
Повремените, гражданин… Повеляю коротко и ясно на основании соответствующих постановлений губорганов. Судебный процесс об алиментах направить к пересмотру, беря за исход моменты зачатия и рождения ребенка… Повеляю гражданину Башмакову взять сына в исходное положение вместе с женою…
Так я и пошла!
Жене Башмаковой следовать за мужем. Комиссии быть в силе и продолжать работу, подавая на Башмакова немедля в суд. Башмакову по суду отвечать. Бывшей Евтюшкиной, а теперь Майской, а также бывшей Лутьиной, а ныне Трудовиковой, по непременному согласию со своими мужьями состоять в первобытном браке, как они о том ходатайствовали.
А мне куда деваться?
Подождите, я не кончил.
Гражданин рационализатор! Ведь я же не отец!
Как не отец, когда вы супруг?
Если вы комиссию из отцов аннулируете, тогда пусть отцом будут либо Рудин, либо Ащеулов, раз они относились к моей жене больше моего…
Какой Ащеулов и какой Рудин?
Вот я, я несогласованно поступал, меня в деле нет.
А надо бы себя увязывать… Повеляю. Непременно приступать к выполнению моих повелений, не откладывая ни на минуту.
Муженек, идите теперь сюда, связывайте вашу скатерть!
Зачем ее связывать?
Карпий, поди сюда! — мы вам покажем — зачем!..
Погоди, разведенная гражданка, в силу входить… Гражданин рационализатор, у нас заседание закрывается, раз жены выступили, или длится?.. Ваши слова— окончательное постановление или нам надлежит апеллировать?
Не надлежит. Категорически окончательное.
Ая теперь кто же? — они к женам пойдут, вещи в комиссии оставить или обратно?..
Идите к женам с вещами.
Иди-ка сюда, муженек, на собеседование.
Я — что ли, я всегда тебя любил, Лидочка.
И мне идти к тебе?
Иль еще не набегался?!
Мужья идут к женам: Лутьин — покорно, Евтюшкин — нехотя.
Товарищ улучшатель ихней жизни, а ты заодно и нас разбери, вот, как и мы аннулировали наших жен и вырос лишний корень.
А этот чего стоит?
А я стою и смотрю отношения, а сам живу.
Ая теперь кто же? — они к женам ушли, в основное положение, а мне куда?
Вы — как желаете.
Умоляю вас, отдайте мне моего ребенка!
Гражданин Башмаков, берите своего ребенка. Милиционер!
Не дам! Васька, бери своего сына, бежим в леса!
Марья Ивановна бежит к люльке, вместе с Глебом Ивановичем. Страшный крик.
Мертв. Мальчик.
Пауза.
Гражданин рационализатор, — отметить в протоколе смерть ребенка для формы дела или так оставить?
Мааанюшка…
Два милиционера — Рудин и милиционерша — обнимают Марью Ивановну.
