О нашей религии

Бог есть любовь, говорили древние люди.

Нет: любовь есть форма жизни, ее высшее для нашего времени достижение, сама же жизнь выше даже любви, ибо жизнь есть источник любви (а не наоборот, как думали); будет время, и жизнь найдет еще более достойное проявление себя.

Бог есть не любовь, а то, что мы все и всегда достигаем, — совершенная сила жизни. Жизнь же, чем больше она усиливается, тем больше жаждет силы.

Есть бесконечность. Ее мы чувствуем неизменно и уверенно. В этой бесконечности осуществимо все: и бог, и сатана, и тот третий, которому мы не дали имени, потому что он не понадобился.

Мы живем, мы смеемся и идем без конца. Для своей же радости, для потребностей своей жизни мы творим себе видения — бога, дьявола. А за этими видениями молчат еще океаны тайн и возможностей.

Бог есть игрушка человеческой жизни, ибо жизнь наша есть простая счастливая игра в пустыне, которую мы воображаем садом. В наших руках палочки, а мы думаем, что мечи, и рассекаем ими врага — воздух.

Эта игра есть игра во все, даже в игру, и потому жизнь нельзя назвать ни игрой, ни еще чем, — ничем. Она — ничто: до того проста. Она свобода, оттого и радостна и ненасытна в жажде.

До нашей поры жизнь никто не смог определить словом: она проще всякого слова и всякого действия. Всякое слово и всякое действие — явление жизни, но не сущность ее.

Каждый человек живет только маленьким кусочком жизни: полная, совершенная жизнь невыносима, она сжигает душу в мгновение. До нас дошли слухи о таких людях, которые умирали от неожиданного бесконечного восторга охватившего их полного познания жизни. Они сгорали в этом пламенном безумии. Они были в те миги всемогущими и творили чудеса.

Христос всю свою жизнь стоял на последней ступеньке перед совершенной, невозможной жизнью. Крест толкнул его через эту ступень — он ожил, убитый, и опять умер и исчез, но не от слабости тела, а оттого, что его тело не вместило всей вошедшей в него вдруг бесконечной пламенной жизни — от силы.

Человек — отец бога. Человек, бьющаяся в нем жизнь — единая власть вселенной от начала до конца веков.

Бог — образ, начерченный рукой человека в свободном желании наполнить жизнь радостью творчества.

Художник рисует картину и наслаждается ею, но пройдет день, и художник принимается за другую картину — старая не нужна ему, он уже достиг высшего мастерства в работе, он сотворит новое, прекраснее прежнего.

Стирается старый образ, уходит и память о нем. Придет новый день — новая радость.

Но придет такой день, когда исчезнет и самый художник — он тоже образ, начерченный свободной счастливой рукой.

Мы живем в то время, когда стирается весь образ, сотворенный человечеством давно. Бог, буржуазия, власть, тайна, невозможное, бессилие — образы уходящего.

Только человек — образ грядущего.

Но что такое бог, тайна... Это тоже человек, его же образ, но далеко отодвинутый им от себя. Человек долго шел к этому своему дальнему образу — и теперь дошел.

Он сам теперь бог, но не тайна, так как тайны самой для себя быть не может — себя знает каждый, в этом и есть разгадка жизни, ее свет, непогасимое пламя — знание себя.

Когда человек сознал, что один брошен на земле, созданный игрою темных мощных сил, один, счастливый, но ничтожный, со своею маленькою мечтою о совершенстве и могуществе; когда это сознал человек, он не испугался, а вступил в бой со всем, что не он, что не с ним и что против него или далеко от него.

Он стремится сжать покорную землю между кулаками. Это и есть революция.

Революция — явление жажды жизни человека. Явление его любви к ней. Ненависть — душа революции.

До революции над человеком имели страшную власть им же созданные зыбкие образы — бог и его отпечатки на земле среди людей — цари и богатые.

Их первыми подверг человек гневу и уничтожению. За ними подвергнется истреблению от человеческой руки природа. Потому что если не уничтожим ее, то она уничтожит нас.

Все, что бы мы ни делали, мы делаем во имя себя. Мы уверенно знаем, что мы самое важное на земле.

Революцией разрушена не только христианская религия, но и предупреждена всякая возможность возникновения на земле всякой новой религии.

Это потому, что революция есть дочь науки, а наука враждебна всякой вере, всякому темному, невыясненному движению души, всякой страсти, вытекающей не из сознания, не из мысли, а из темных глубин человека.

Наши противники, буржуазная интеллигенция, люди белые духом, говорят, что большевики, разрушая церковь, религию народа, ничего не дают нового взамен, душа народа изголодалась по духу и нигде не находит его, ибо все старое рушится и уже разрушено, уже самый темный народ перестает плакать перед иконой Богородицы.

Но зато и нового, истинно утоляющего открытую душу человека, нового ничего не дает большевизм русскому народу.

И еще говорят эти белые духом, что религиозное чувство, та темная страсть души, в народе не умерло; умер только обманчивый идол, к которому стремилась народная душа, — умерло православие, а неутомимая изголодавшаяся страсть еще сильнее вспыхнула и ищет и делает себе новых богов.

Это не так, тут нет правды, господа ученые. Вы полагаете душу народа и душу человека не там, где она есть теперь. Там, куда вы указываете, — ничего нет; центр человека, его сущность (душа, как вы называете) перенесена революцией в другое место, в человека. И та темная, увлекающая, томительная и сладкая страсть человеческой души, откуда вытекала потребность молиться и любить неизвестное, — умерла навсегда.

Теперь нет русского народа, есть русский рабочий класс, ядро, образующее равное и единое человечество всей земли.

Есть III Интернационал — отец трудового свободного и радостного человечества.

Вы любили неизвестное, небесное, далекое. Мы ненавидим его. На всю голубую высь мы не променяем комка лошадиного навоза, потому что и навоз пойдет в дело, от него земля добреет, а из хорошей, жирной земли вырастет много хлеба, и этот хлеб пойдет на питание наших многих детей, которые выйдут на завоевание смысла и истины вселенной. А голубой высью нам нечего делать, земля для нас сейчас важнее всего.

Мы еще не отвергли окончательно тех, кто говорит, что у коммунизма нет «религии», нет высшего смысла, нет такой великой, всепоглощающей идеи, которая бы всего наполнила человека и повела бы его на всякую жертву.

Да, это правда. Мы начали строить свою правду снизу, мы только кладем фундамент, мы сначала дадим жизнь людям, а потом потребуем, чтобы в ней были истина и смысл. Мы идем постепенно, голова заработает у слившегося, спаявшегося человечества после всего. Сначала оно поест и отдохнет от крови тысячелетий, сначала забудет прошлое.

Буржуазия говорит, что большевизм, построенный будто бы на брюхе и удовлетворении низших потребностей животного человека, не превысит их культуры, не сможет дать людям ведущей общей идеи, ради которой можно жить.

Нет. Эту идею, эту общую руководящую мысль коммунизм людям даст. И до нее мы уже дошли, мы открыли религию грядущего, мы нашли смысл жизни человечества. Мы нашли того бога, ради которого будет жить коммунистическое человечество. Только этого «бога» будут не любить, а ненавидеть, и такой страшной ненавистью, что из нее родится смысл жизни всех.

Не надо мучить себя догадками — разгадка очень проста, ибо истинная жизнь и есть самое простое в свете, а этот «бог», который поведет человечество, вышел из общего потока человеческой жизни на земле.