Культура пролетариата

Что такое культура?

Культура есть совокупность действий человеческого общества, направленных к укреплению, развитию и совершенствованию жизни всех людей на земле.

Культура появилась в мире тогда, когда задышало первое живое существо, а может быть, и раньше...

Что такое, например, учение Дарвина, которое мы, пролетарии, так любим? Это культура организмов.

Что такое социология — наука о жизни человеческого общества? Это культура классов. Но что родило культуру, заставило идти ее именно в этом направлении? Внешние относительно человечества условия природы и соответствие явлений человеческой жизни общему ходу мирового естественного процесса. Культура есть совершенно нормальное явление, прямое, свободное истечение из гнезда вселенной, и обуславливается она общим законом, по которому живет и она, и весь мир.

Потому, что мир такой, а не иной, по тому самому и культура может иметь только такую форму, какую уже имеет, а не какую иную.

Культура есть продукт всех мировых внешних явлений, окружающих жизнь человеческого общества. Она необходимое следствие этих явлений и этими явлениями направляется и регулируется.

Культура, как и все на земле, развивается в двух направлениях — во времени и пространстве. Здесь культура в пространстве нас мало интересует. Скажу только, что и тут имеют место внешние природные условия. Если, например, современную европейскую культуру ухитриться целиком перенести в Китай, то китайцы ее так бы обработали, что она перестала бы быть чисто европейской, какой была принесена, а стала бы все равно китайской.

В пространстве культура, сохраняя (и то не всегда) свою внутреннюю общечеловеческую идею, бесконечно варьируется, приспособляясь ко многим условиям и изменяясь в зависимости от них.

Общечеловеческой культуры, в прямом смысле, нет и никогда не было. Есть культура какой-нибудь господствующей части (класса) человечества, которая и навязывает насильно свои взгляды, свой характер и свои желания всему остальному человечеству.

Но я буду говорить здесь о ходе культуры только во времени.

Что такое буржуазная культура и культура пролетариата? В чем их разница? Возможна ли новая пролетарская культура на земле и какая она будет?

На эти вопросы я и буду отвечать.

Перед приходом пролетариата во всем мире господствовал класс буржуазии, который и навязывал свою волю всем. Буржуазия, это значит объединение торгово-промышленных, финансовых, военных и церковных групп общества в единый класс, имеющий общие интересы. Этот класс настолько усилился, что подчинил своему влиянию и слил в одно все господствовавшие классы — аристократическо-военный, духовно-церковный, помещичий и другие промежуточные мелкие группы второстепенного значения.

Власть денег была так велика, что ради них были позабыты и военная слава, и небесное блаженство. Деньги — это значит немедленное личное благо, а это ведь главное для тогдашнего человека. И потом, деньги легче всего достижимое благо для человека; для приобретения их не нужно таких высоких качеств и усилий, как для приобретения военной славы, обеспечивающей власть, или небесного блаженства. Для приобретения нужно как раз только развитие тех животных качеств, которые заложены в каждом человеке.

К этому легко достижимому благу — богатству люди и бросились по линии наименьшего сопротивления, приобретания всеми средствами денег.

А деньги, значит все: и личное благо, и власть над другими людьми, и слава — все, что было смыслом жизни каждого тогдашнего человека.

Благо было всегда целью жизни человека.

А в богатстве оно так близко, так сравнительно легко, для многих достижимо, и наслаждаться этим благом можно немедленно и ощутительно (не то что небесное блаженство).

По этому пути бросилось все человечество, тут самое близкое расстояние до немедленного блаженства.

Многие погибли на этой дороге, но кое-кто и добрался до «неба земли» — богатства, уединился там и начал наращивать свою силу.

Другие, сильные классы, как царедворцы, военные и духовенство, видя, что на земле появилась новая сила, сильней ихней, не захотели потерять своего могущества и стали приобретать себе эту новую силу во всех ее формах — деньгами, имуществом, лишь бы остаться на прежней высоте своей. И они достигли этого, даже очень легко. Благо, скоро спохватились, когда еще и старый их авторитет не успел рухнуть. И, по сущности, в последнее время не было никаких классов, кроме буржуазии. Разница была только в том, что одни из них ходили в сюртуках и цилиндрах, другие в орденах и мундирах, а третьи в рясах и колпаках. По пережитку, по привычке они еще разделялись на сословия и делали разные дела: одни были на настоящем месте, добывали деньги и больше ничего не делали, другие по-прежнему пробовали воевать, а третьи зачем-то еще говорили про какого-то бога. Но сущность всех была одна и та же: благо в богатстве, богатство в деньгах. И все буржуазные сословия были богаты, стремились сохранить существующий, счастливый для них, порядок жизни навсегда. Для этого пользовались старыми средствами: попы доказывали, что все от бога — и богатство, и поэтому оно нерушимо, военные-то просто защищали свое богатство штыками; а буржуазия в чистом своем виде (т. е. группа, не принадлежащая к старым классам, жившая без всякой маски) опиралась на свою военно-духовную часть и была поэтому тоже в безопасности.

Смысл существования буржуазии — накопление богатства, а в богатстве — поиски личного наслаждения жизнью. И все, что способствует богатству или наслаждению, буржуазией пускалось в ход; овладев культурой, буржуазия превратила ее в свое орудие. Таково наслаждение жизнью. В этом нет ничего плохого, то же хочет сделать пролетариат, но по-своему. Рассмотрим, как создала буржуазия свою классовую культуру. Начнем с опытных, точных наук, куда, на первый взгляд, кажется невозможным проникновение классовой точки зрения. Тут мертвая точка, с которой (насколько я читал) не сдвинулся ни один самый горячий сторонник пролетарской культуры. А на самом деле тут, как и везде, прошлая культура очень уязвима. Язвой буржуазной опытной науки был идеализм. Мысль буржуазного ученого как-то по самой своей природе стремилась обобщать единичное опытное научное открытие на всю природу или, по крайней мере, на громадный цикл ее явлений. Недавно я прочитал старую книжку одного ученого физика, где он почти с уверенностью говорит, что сущность природы — электрическая энергия. Я совсем не ученый человек, но тоже думал, как умел, над природой и такие абсолютные выводы ненавидел всегда. Я знаю, как они легко даются, и еще знаю, как природа невообразимо сложна, и верхом на истину человеку еще рано садиться, он этого не заработал, а скупее природы на оплату труда нет хозяина.

У профессора Тимирязева я прочел, что даже в науку о самой точности — математику невидимыми путями пробралась мистика (тоже вид идеализма, так присущий предсмертной эпохе буржуазии). Научная мысль буржуазии не довольствуется простым исследованием явлений в границах опыта, она, в силу религиозных мозговых пережитков, неудержимо стремится вырваться из скромных данных опыта и улететь в идеалистические обобщающие области неподвластные критике. В механике, химии, физиологии, зоологии, ботанике — везде лежат печати средневековых религиозно-идеалистических пережитков, которыми пропитана вся классовая философия буржуазии. Буржуазия в своей науке всегда в отдельном факте, явлении видела уже целую общемировую идею, бессознательно для себя перебрасывала эту идею на человеческое общество, и, удивительный результат, всегда эта ничтожная идея, заброшенная сюда из области точной науки оригинальным приемом классового мышления, всегда эта идея оправдывала существующее положение вещей. Здесь мы имеем дело просто с своеобразной классовой организацией буржуазного мозга. Если бы создать особую науку — классовую психологию, то пролетариат увидел бы через ее посредство изумительные вещи, удивительные искажения научных истин особенностью классовой мысли и сумел бы отделить классовую ложь от действительных научных ценностей, добытых прошлыми веками. Идея, вырастающая из опыта, всегда была пагубна и для хода самой науки, и особенно для самих людей. Например, из дарвинского учения о выживании приспособленных, о непримиримой борьбе за жизнь в животном царстве буржуазная мысль уже делала тот вывод, что борьба личностей, индивидуализм, в человечестве необходимое, даже хорошее явление. А если бы она не выходила из границ теории Дарвина, то увидела бы, что, напротив, эта борьба с совершенствованием вида сходит на нет, что она не вечный закон жизни, и вот мы теперь можем наверное сказать, что борьбы человека за личное существование в пролетарском обществе не будет. Природа бесконечно изменчива и едва ли сохраняет что в себе на вечные времена. Идеализм — враг науки. Он лошадь без узды, которая едет дальше, чем нужно. Фантазия освобождает в человеке все инстинкты и заваливает зерно правды мусором воображаемого, а идеализм — дитя фантазии. Фантазия — самое страшное для науки. Естественно, что буржуазия, пришедшая с грузом средневековых инстинктов, не владела этими инстинктами, и они через каждую щель пробивались туда, где место одному чистому действующему сознанию — в науку.

Идеализм это произвольный, смотря по человеку, вывод из действительного факта. И понятно, куда можно зайти, следуя и веря в идеализм. Против такого врага научной истины и, следовательно, человечества уже давно был выдвинут материализм. Но материализм не сразу, так сказать, стал материализмом, тем, чем он должен быть. Этому мешала стихия мистицизма и идеализма, бушевавшая в человечестве. И на первых порах материализм стал тоже какой-то идеалистической теорией, полагающей в основу мира идею материи. Но уже самое появление его было ударом в лоб идеализму. Только позднее лучшие представители науки поняли, что сущность материализма в отвержении какой бы то ни было метафизики, теории сущего, общей, уже будто найденной идеи мира, а иметь дело с материальными, действительными фактами, подвергать их опыту и выносить суждения только из данных опыта, не возвышая этих данных ни в какую общую идею, и развить до возможного совершенства критику самых опытов. Если очень большое количество одинаково произведенных опытов по своим результатам совпадает, то мы имеем дело с законом, но опять-таки в строгих границах исследуемой области природы. И вечен ли, нет ли этот закон, ученый материалист сказать не может, он может только сказать, что при таких же условиях в данный момент явление протечет с таким же результатом, как при опыте. Вообще говоря, материализм есть сужение опыта человеческим сознанием для увеличения вероятности найти истину. Идеалист берет для исследования всю вселенную и, не в силах ее обнять сознанием, не признается в этом, а находит какую-нибудь успокоительную теорию-ложь.

Материалист же — это честный человек, который сознает свои слабые познавательные силы и, учитывая это, берет за предмет исследования не вселенную, а волос, атом, т. к. он знает, что ищет истину, а не свой покой, и притом знает, что критика основа истины. Материализм ограничивает до возможного поле исследования, и поэтому у него степень вероятности найти истину бесконечно ббльшая, чем у идеализма. Материалистическая наука изучает части, подробности мира, а не все целое. Она идет страшно медленно к синтезу, но все же идет и дойдет. А идеализм имеет только одну научную ценность: он родил материалистический метод, т. е. способ частичного, детального исследования взамен своего универсального. Материализм не рождает идеи, он изучает мельчайшие факты в отдельности, потом замечает их зависимость, связывает и получает точную картину действительности. Так от частностей материалистическое исследование подвигается к универсальному и завоевывает ту же истину, которой не добился идеализм, только завоевывает наверняка и с другой стороны.

У пролетариата душою всех наук будет материализм, свободный от вредоносных предрассудков идей. Общим предметом исследования будет, не как у некоторых буржуазных мыслителей, не то, что должно быть или что будет, а то, что есть. Касаться таких наук, как социология, экономика, политика, я не буду, так как в руках буржуазии это была такая колода карт, которыми она всегда всех обыгрывала. Скажу только, что и в этих науках возобладает материалистический метод.

Разница между идеализмом и материализмом и есть разница буржуазной и пролетарской науки.

Буржуазия и в науке искала не столько истину, сколько блага. Мы же будем искать истину, а в истине благо. Почему так — это будет видно из дальнейшего.

вот гениальное сгущение сущности буржуазного идеалистического метода. Они не понимают, что истину нельзя мерить. Истина сама простейшая и основная величина для всех измерений.

И еще слова В. Розанова:

Тут все ясно. Ясна душа науки буржуазии, искавшая прежде всего блага и покоя, в чем бы они ни были, хоть и во лжи.

Нет, по-нашему:

Перейдем к другому элементу культуры — искусству. Разбить буржуазию на этом фронте еще легче, чем в науке, ибо там все же были отдельные ученые, у которых пролетариату есть чему поучиться. Мы же, отвергая старый метод науки, имели в виду ее общий характер, а не исключения.

В искусстве не было ни одного пролетарского представителя и еще нет и сейчас. Причин этому много, но нас здесь они не интересуют. Главная причина, я думаю, та, что в искусстве никому нельзя лгать.

Наука и искусство таковы же, каков человек, из которого они вышли.

При буржуазии они соответствовали ее духу, а при пролетариате — его духу.

При рассмотрении искусства этих двух классов необходимо рассмотреть, чем разнятся буржуй и пролетарий как два типа человеческого рода, в чем их сущность, душа и каковы эти сущности.

Для меня очевидно, что мы переживаем не только то время, когда классовое господство переходит из рук в руки и только.

Нет. Кроме обычных и довольно частых революционных переломов, в истории есть еще переломы по напряженности и результатам во много раз превосходящие такие периодические социальные изменения. Они происходят, насколько мне удалось выяснить, раз в полторы-две тысячи лет. Последний такой великий перелом был в эпоху зарождения христианства, когда человечеству была дана новая душа, в корне изменено его миросозерцание, весь психический порядок.

Дух христианства родился еще до Христа (буддизм). Так же, как и первый удар науки по религии был дан еще в XV–XVI вв., в эпоху Возрождения, но решительный, смертельный, последний удар мысли по предрассудку будет дан только пролетариатом.

Есть революции, изменяющие внешний образ жизни лишь слегка, по необходимости, не затрагивающие внутренний строй человека. И есть перевороты настолько резко меняющие внешность человечества, что и то, что называется человеческим духом, ломается, умирает и рождает своей смертью новую форму психики.

Поэтому человеческий мир сейчас стоит перед великим и коренным изменением внутренней сущности самого человека, которое будет идти параллельно изменению внешней, социальной формы человечества. И наша социальная революция есть также и революция интеллектуальная, и она есть такой исторический момент, когда человечество возрождается, обновляется и находит новый источник сил для питания и развития своей жизни.

Теперь определим, какова была «духовная», психическая сущность человека в допролетарский период и какой она будет в период послепролетарский.

Высшего развития эта сущность достигла в буржуазии. Старик — самый жадный человек до жизни; только умирающий начинает любить жизнь по-настоящему. Так и тут: общая душа человечества того исторического периода, который заключила буржуазия, именно в капитализме развернулась во всю мощь и погасла, чтобы замениться молодой душой пролетариата.

Какая же сущность, душа буржуазии?

Половое чувство. Пол — душа буржуазии.

Это не острый парадокс, не глумление, не результат ненависти дикаря-пролетария, а голая колючая правда, вынесенная из многих наблюдений и опытов, и раскрытая логика истории.

В самом существе человека всегда были известные господствующие центры, т. е. такие сильные чувства, которые перевешивали все другие ощущения человека.

До буржуазии и, может быть, до истории таким чувством был страх за жизнь — постоянный ужас, острое сознание окружающей враждебности мира.

Все другое забывалось, существо жило в постоянном напряженном чутье опасности. Из этого основного чувства развились орудия защиты — другие чувства — зрение, слух, сила мышц, интуиция, сытость, вкус (от отрав и вредных растений) и др.

Регулировались и согласовались все эти чувства в особо созданном для того, вначале слабом, центре — в мозгу.

И равнодействующей всех разрозненных чувств, следящих за внешним миром, было сознание, которое мало-помалу стало синтезом всех ощущений и вождем поступков человека.

Но все чувства, вместе с сознанием, не были целью жизни. Эта цель в самой жизни, благе, которое испытывает человек от исполнения живущего в нем закона природы. Природа выплеснула человека на землю и заставила его держаться на ней, существовать изо всех сил. И человек делает это — и ему хорошо и покойно.

И, организуя для безопасности свои чувства, человек имел в виду свое благо.

С нарождением культуры, т. е. с ростом безопасности жизни, старые чувства (зрение, слух, интуиция и др.) притупляются, ибо борьба за жизнь требует для победы других органов. При буржуазии, при высоте технической культуры непосредственная связь человека с природой ослабла и ослабли соответствующие чувства. Зато неимоверное развитие получило сознание, деятельность мозга, т. к. вся борьба за существование вылилась в организованный труд, техническую промышленность главным образом. А тут действует только сознание — ум.

Синтез чувств стал главным и могущественным чувством человека. Им человек нанес великое поражение природе.

Но человек живет для блага, а труд только необходимое условие этого блага, и сознание как средство для труда еще не благо.

Исполнение основного закона для человека — жить — рождает благо. Но это было тогда, когда человек слишком боялся за жизнь. С исчезновением этого страха, с ростом уверенности в своей непобедимости и счастье от одного простого полного чувства личного существования исчезло.

Но природа стремится к совершенному выполнению своих законов, и страх за жизнь все возрастал.

Если человек находил раньше благо в развитии своих органов обороны и расширении ими жизни, то теперь, с перенесением опасности в другую сторону, он должен находить свое благо в действии соответствующего обороняющего органа.

Новая опасность человека — смерть. Против нее он направил свои удары и против нее из страха развил и возвысил над всеми остальными чувствами половое чувство. Размножение, замена себя на земле своими детьми — все это удары по смерти и полет к бессмертию.

Пол стал главным, центральным чувством в борьбе за существование, душою человека. И исполнение закона пола стало высшим благом человека.

Вокруг пола, как на оси, кружилась вся жизнь людей. Остальные чувства начали играть второстепенную роль, в том числе и сознание. Именно сознание, мозг и стал главной опорой пола, его вернейшим слугой.

Страх за жизнь, неотступное видение смерти усиливал пол, это единственное противосмертное, хотя и условное, оружие.

Кто больше боялся смерти, тот больше любил женщин.

Исполнение природных законов всегда сопровождается наслаждением. Это служит гарантией для природы. Так и в поле.

Женщина для буржуазии была центром мира, а искусство молитвой во имя ее.

Приводить доказательства из литературы, раскрывать сокровенный смысл деталей того, что называлось «прекрасным», я здесь не буду.

В этой статье я только рисую действительность, а не ее истоки.

Искусство же, вследствие этого, служило интересам пола. Ведь искусство есть та лишняя скопляющаяся сила в человеке, которая выращивает и приподнимает его. И искусство служит тому же, чему человек.

Как продукт избытка жизненных сил искусство утверждает, оправдывает и поощряет жизнь, так как указывает, что сила нарастает и требует выхода жизненного творчества или ложного — искусства.

Искусство — это тоже гарантия природы против неисполнения человеком ее требований и тоже наслаждение.

Пока пол занимался высшей опасностью жизни — смертью, сознание было рабом и боролось со старыми, ставшими второстепенными опасностями. Но от постоянной длительной работы сознание тоже все развивалось да развивалось и все заостряло и заостряло свою единственную функцию — мысль.

А пол работал на одном месте. Дело борьбы с великим врагом — смертью вперед не подвигалось. Найдя благо в половом чувстве, люди окаменели. Смерть была жива и стояла на месте, и растущий мозг увеличивал сознание опасности.

Пол стал устарелым, недействительным орудием за укрепление-бессмертие жизни и требовал смены.

А мысль уже открыла еще более страшного врага — тайну. Если бы человек убил смерть, то этот враг — тайна мира, тайна всего — все же осталась бы.

Со смертью надо спешить: родился другой враг.

И сознание же начало доказывать, что только оно способно повалить смерть.

Вся же буржуазия — культура приспособлена к полу, руководящему центру тогдашнего человека.

Для господства сознания нужна его же культура.

И вот мы подошли к этой смене культур, к этому великому горному перевалу.

И в этом культура социальной революции. А в господстве сознания — культура пролетариата, когда он останется один и прочно станет на землю.

Так что сознание станет душой пролетария, а борьба с окружающими тайнами — его смыслом и благом жизни.

И сознание победит и уничтожит пол и будет центром человека и человечества. И перед этим интеллектуальным переворотом мы сейчас живем и к нему готовимся.